Михаил Филин - Мария Волконская - «Утаённая любовь» Пушкина

Позднее пушкинисты определили, что такой «алгебре» поэт предавался в промежутке между 23 октября и 3 ноября 1823 года.

Мнится, что эта декада была самым серьезным испытанием для «Евгения Онегина» и его создателя: едва начавшийся роман того и гляди мог быть заброшен насовсем или отложен в долгий ящик. Поэт натурально выдыхался, нервничал — и, захлопывая опостылевшую черновую тетрадь с «большим стихотворением», бежал из дому, предпочитая быть удачливым «презид<���ентом> попойки», посещать холостяцкие заведения, просто «пить, как Лот содомский» (XIII, 73).

Он словно обиделся, и крепко, на праздную, так немилосердно умолкшую Жизнь — и по мелочам мстил ей, изменял на стороне.

А Жизнь на самом деле уже не дремала — в те дни она незаметно трудилась над сюжетом, потихоньку сводила и расставляла по местам действующих лиц и, кроме того, посылала Пушкину обнадеживающие весточки: мол, терпи, надо ждать и надеяться, оглядись и смекни — вожделенные события приближаются и вот-вот с тобой, поэт-летописец, произойдет что-то необыкновенное…

Самое любопытное, что он фиксировал такие знаки — только вот не мог до поры расшифровать их.

Прошло немало десятилетий — и на пушкинском листе с многократными подсчетами натужных строф и стихов «Евгения Онегина» исследователи обнаружили автопортрет поэта, а также ряд женских портретов, и среди них — изображение Марии Раевской. На соседних страницах той же тетради были найдены и атрибутированы еще несколько ее графических портретов [182] Жуйкова. С. 97–98 (№ 171–174; определения А. М. Эфроса и Т. Г. Цявловской). См. также: Летопись. С. 370. .

Так было установлено приблизительное время появления в Одессе нашей героини, которую сопровождали в поездке мать Софья Алексеевна и младшая сестра Софья. Принято считать, что Раевские приехали из Киева в город у моря на исходе октября или, в крайнем случае, 1–3 ноября. (Ноябрьская датировка представляется нам маловероятной.)

Ясно, что сразу после приезда девушка поспешила встретиться с поэтом и виделась с ним, быть может, не единожды. Нетрудно догадаться, что творилось тогда в душе Марии (которая, еще раз напомним читателю, недавно отвергла графа Густава Олизара). Искренне радовался свиданию с приятельницей и Пушкин. Как повзрослела и похорошела «та девочка» за истекшие годы и как неслыханно повезет ее избраннику!

Его рисунки стали следствием этой встречи (или встреч).

А затем произошли события, которые навсегда определили судьбу Марии Раевской, Пушкина — и оказавшегося в угрожающем положении романа в стихах «Евгений Онегин».

В пушкинской тетради с черновиками второй главы романа, на полях той самой страницы, где располагалась XVII строфа, внезапно появилась такая шифрованная запись:

«3 nov. 1823

ub.d. М. R.» (XVII, 236).

Некоторые ученые развертывают ее следующим образом:

«3 nov 1823

u b d M R»,

то есть:

«3 ноября 1823

письмо от Марии Раевской» [183] Правда, первый публикатор данной записи П. И. Бартенев (РА. 1881. № 1. С. 228), а вслед за ним В. Е. Якушкин (PC. 1884. № 6. С. 69) и некоторые другие пушкинисты расшифровывали загадочные инициалы иначе: «Madame Riznic», имея в виду Амалию Ризнич (ок. 1803–1825), жену негоцианта, которой увлекался поэт в Одессе. Однако еще М. А. Цявловский резонно возразил сторонникам этой версии, что «едва ли в интимной записи Пушкин назвал бы Амалию Ризнич „Мадам Ризнич“» (XVII, 236). Еще менее убедительным выглядит чтение, предложенное В. Б. Сандомирской — «Maiguine Ralli» (т. е. Майгин <���Мариола> Ралли, кишиневская приятельница поэта). Несостоятельность обеих текстологических гипотез заключается прежде всего в том, что они жестко локализованы во времени и пространстве и рассматривают полученное поэтом письмо как обыденную «интрижку», коим несть числа, как одесский эпизод, не имеющий продолжения и глобальных последствий для жизни и творчества Пушкина в двадцатые и тридцатые годы. .

Рядом с этой заметкой, с виду вполне будничной, — пушкинские рисунки женских профилей, и среди них два изображения нашей героини (одно из них, по наблюдению М. Д. Беляева, зачеркнуто «как неудавшееся») [184] Жуйкова. С. 98–99 (№ 175, 176; определения А. М. Эфроса и М. Д. Беляева). .

А через четыре тетрадных листа, спустя всего несколько строф после записи 3 ноября (конкретнее — в строфе XXIV), появляется Татьяна Ларина (в одном из вариантов она была сначала названа Наташей).