Татьяна Луговская - Как знаю, как помню, как умею

23. VII.43.

Яшуша, дорогой!! Как мне Ваше письмецо понравилось! Какие Вы умненькие, душечки! А Полька — они себе позволяют! Как это они могут говорить, что Вас не возьмут в Москву. Я вам советую тогда, просто заберитесь тогда к дяде Володе под пуджак, у него такое пузо, что все равно не заметит никто, и вы предете в Москву. А тетка Туша тоже хороша, подруга, подруга, а теперь Польке потакает! Я вам советую ей тоже наложить в туфульки. А уж огурцу, пожалуйста, как следует, еще раз! — Что за безобразие, что вам черепак не покупают. Вы не садитесь с ними за стол, если нет прибора и нет черепаки.

Тогда они будут знать, как с родственниками обращаться. — Здесь, в Москве, у тетки Оли [90] Оля — Ольга Сергеевна Бокшанская (1891–1946), сестра Елены Сергеевны Булгаковой, секретарь В. И. Немировича-Данченко. тоже есть котик, нажувается Кузьма, я с ним подружилась. Они страшные кусаки, я их иногда по задам хлопаю за это. Но потом они опять ко мне полезают. Когда вы приедете, вы познакомитесь с ними. — Отчего вы так редко пишете? Пишите мне, мне очень понравилось ваше письмецо. — Целую вас крепко и очень шчотаю жа подругу. Шележка уехал учиться, станет теперь умным.

Ваша тетка

Вот когда пришло время мне непрерывно думать о тебе, Ермолинский. Раньше я боялась, а теперь мне уже пора умирать.

Вот он стоит передо мной, слегка под хмельком, в старой, прошедшей все этапы и тюрьмы [91] 29 октября 1940 года Сергей Александрович Ермолинский был арестован и отправлен на Лубянку. На допросах следователь пытался добиться от него показаний, которые могли бы создать «дело» против уже умершего Булгакова (протоколы допроса частично опубликованы в «Независимой газете» 16.05.95). Михаила Афанасьевича Булгакова С. Л. Ермолинский считал главным человеком в своей жизни. Порой в тюрьме ему, измученному и отчаявшемуся, приходила в голову мысль (она не могла не приходить), — а может быть, перестать сопротивляться, подписать все, чтобы оставили в покое, то останавливало его только одно, — а как и зачем жить дальше, как посмотреть в глаза Мише, хотя того уже нет на свете. (Подробнее см. в книге: С. Л. Ермолинский. Из записок разных лет. М., 1990.) После тюрьмы был сослан в Среднюю Азию, а потом и в Тбилиси. шубе, нахохлился, как больная птица. Стоит в подворотне, около помоек. Коты с диким визгом носятся по этим ящикам. По помойным ящикам. И я чувствую, что я должна что-то сделать, что-то важное. Такое важное, от чего зависит и моя жизнь. А я не могу сказать этого. Гордость сковывает меня.

— Скажите, что мне делать с моей гордыней, как быть? — вместо этого говорю я.

Человек, стоящий передо мной, нахмурился, задумался, держась обеими руками за измятый воротник.

— Попрать! — так громко, что коты прыснули в сторону, произнес он, повернулся и твердо, вдруг совершенно протрезвев, пошел прочь.

А я тихо побрела к своему дому. Но именно около этой помойки я поняла, что я должна делать: попрать гордыню.

Все дело было в моей гордыне и попрании ее. Конечно, видимо, было много трудного, но сейчас мне кажется, когда уже все отстоялось, что все было только счастьем.

И сейчас, конечно, я счастлива. «Счастливая старуха». Мешают болезни: астма, сердце, сломанное бедро, мешает старость, себялюбие, телевизор, желание ничего не делать. Но, в общем, счастлива.

Звонила Крымова [92] Крымова Наталья Антоновна — театровед, автор многих книг, друг дома Ермолинского и Луговской. , говорила, что мне необходимо писать о С.А., а я говорила, что мне трудно, что все очень близко и мне надо прожить 100 лет для того, чтобы начать писать.

Милый Сережа!

Неужели мне не хватит сил написать про Вас, и я так и умру молча? Я ведь столько могла рассказать про Вас людям. Тяжелая занавесь молчания окружает меня. И полное бессилие! Вспоминаю, например, как мы познакомились с Вами.

Помните, как я пришла в 1947 году к Фрадкиной [93] Фрадкина Елена Михайловна (см. примеч. 39). слушать «Грибоедова» [94] « Грибоедов » — пьеса С. А. Ермолинского, написанная в ссылке. Была поставлена в театре им. Станиславского в 1952 г. М. Яншиным и Т. Кондрашевым. , и навстречу мне поднялся с дивана какой-то очень длинный, так мне показалось, белокурый и очень бледный человек в очках, очень худой и больной, и рука была тонкая и узкая. Это были Вы.