Сергей Михалков - Два брата - две судьбы

Познаньская школа переводчиков помещалась в двух мрачных многоэтажных корпусах, соединенных чугунными воротами, которые охранялись часовыми.

Пока часовой проверял наши документы, я смотрел, как во дворе школы вооруженные люди в солдатской форме занимались строевой подготовкой. Буквально через несколько суток этот прусский гусиный шаг сменится обыкновенным «драпом» — по-пластунски, на четвереньках, как угодно, вопреки уставам, правилам, достоинству и чести немецкого воинства!

Дежурный по школе проводил меня в правый корпус на второй этаж, в комнату-спальню, где на трехъярусных деревянных нарах с лестницами лежали подушки и одеяла. Посредине стоял стол со стульями. На столе — газеты и журналы. Комната-спальня была рассчитана на двенадцать человек. Мне досталась койка на верхнем ярусе.

Через полчаса я уже дрыгал ногами во дворе, отрабатывая гусиный шаг. Затем обед в общей столовой. А после обеда — занятия, и мне пришлось писать с группой студентов диктант на русском языке. Преподаватель — сухопарый немец — с акцентом диктовал отрывок из «Анны Карениной»: «Купаться было негде, весь берег реки был истоптан скотиной и открыт с дороги; даже гулять нельзя было ходить, потому что скотина входила в сад через сломанный забор, и был один страшный бык, который ревел и потому, должно быть, бодался…»

Я слушал диктант и мысленно улыбался: «Ишь, выбрал, немчура, долго, поди, искал кусок неприглядной России», — и я нарочно писал «купаца», «скатиной», «ривел», дабы не возбудить к себе излишнего интереса.

Правый корпус школы готовил переводчиков для административно-хозяйственных служб. Левый был под особой охраной — там была школа диверсантов, и как раз туда был откомандирован эстонец Айво Лемистэ. В тот же вечер я заметил из окна, как во двор из соседнего корпуса выносили большие ящики с черными надписями: «В Берлин!» Это были, видимо, секретные документы.

Как всегда перед бурей, в этот вечер было тихо, но чувствовалась какая-то настороженность, и, когда утром где-то вдали глухо заговорили орудия и в небе над Познанью появилась семерка советских штурмовиков, я понял, что ждать мне осталось совсем недолго.

С рассветом школа переводчиков прекратила свое существование. Она снялась, вооружилась и за два часа была полностью переброшена на окраину города. Три покинутых хозяевами особняка и какая-то казарма возле железнодорожной насыпи и моста вместили в себя переводчиков из обоих корпусов. Жизнь школы была совершенно нарушена, занятия не проводились, каждый делал что хотел, и только к вечеру появились расписания дежурств на патрулирование за мостом. Весь день я был предоставлен самому себе и потому, припрятав в надежное место противотанковое ружье, выданное мне фельдфебелем, пошел в город.

За одну ночь улицы приобрели такой хаотичный вид, словно по ним прошелся ураган. На улице валялись детские коляски, стулья, столы, сундуки, белье, миски, кастрюли, детские куклы и ночные горшки, манекены, вилы, грабли, лыжи и коньки любых размеров. Это были, очевидно, вещи, которые хозяева не смогли взять с собой. Вокруг — ни души. Двери домов раскрыты. Стекла окон выбиты. В этом районе уже ночью падали советские мины и снаряды. Местами лежали убитые, запорошенные снегом. Ночью была пурга. Жители города попрятались по подвалам, и никто не показывался наружу. Все магазины открыты, товары в них разбросаны, видимо, хозяева не знали, что брать с собой, и удрали, впопыхах бросив все свое добро на произвол судьбы. Как в сказочном детском сне, я один бродил по двухэтажному универмагу. Там, где еще вчера люди стояли в очереди и платили деньги за нужные им товары, сейчас было пустынно. На вешалках висели пальто и костюмы на любой возраст и фасон. Валялись ящики с чулками и детским бельем. В обувном отделе — горы модельной обуви. И только вскрытые ящики касс свидетельствовали о последних финансовых операциях исчезнувших владельцев.

Я подобрал себе по росту костюм, рубашку, пару белья и носки. Выбрал небольшой чемодан и сложил в него свое благоприобретенное богатство. На улице стало смеркаться, и я услышал доносившиеся сюда резкие хлопающие взрывы — где-то довольно близко рвались советские мины. Я понял, что фронт — у стен Познани, и решил этой же ночью оставить общество несостоявшихся переводчиков.

Ставлю перед собой задачу: к сведениям о дислокации немецких гарнизонов, обороняющих город, раздобыть еще данные по оборонительным рубежам в районе железнодорожной насыпи и моста. В ста метрах от участка, где расположилась школа переводчиков, находился железобетонный бункер: в нем располагался штаб района. Делая вид, будто я разыскиваю начальника оборонительного рубежа, я проник в этот бункер и застал там группу офицеров, склонившихся над оперативной картой и оживленно обсуждавших последние сводки с фронта. Из их разговора я многое понял и запомнил, к тому же узнал ночной пароль. Тихо выйдя наружу, я добрался до укромного местечка, где спрятал свой чемодан, взял его, перелез через проволочное заграждение и попал в запретную зону, которая контролировалась только патрульными: линия фронта была отсюда уже не больше чем в четырех-пяти километрах.