Анна Ярошевская - Людмила Гурченко

— А-а! Люся! Ты все о жизни задумываешься? Нельзя так! Это неправильно! Не надо о ней так серьезно! Это что же? Если все так близко к сердцу воспринимать, это же ужас! — подбадривал ее друг. — Завтра меня опять ждут длительные гастроли и чудное побережье Баренцева моря.

Еще он никогда не забывал вставить какую-нибудь красивую фразу. Она быстро отвлекала и, признаться, заставляла Люсю улыбнуться. А потом он начинал заразительно смеяться. Да и вообще, с ним всегда было весело — то он в очередной раз кого-то разыгрывал, то рассказывал смешной анекдот, то импровизировал.

Группа направилась в Дом Рыбака. Там было ужасно холодно. Все тут же наполнили водой свои чашки и включили кипятильники. Спустя пару минут перегорели все пробки. И снова раздался заливистый смех самого веселого человека:

— Товарищи! Добрый вечер! Наконец, все тайны развеялись! Приехали настоящие артисты!

В домике раздался дружный хохот. В тот же вечер все собрались небольшой и прокуренной комнате и пели веселые песни. Люсе действительно было хорошо. Грусть куда-то улетучилась. И вот все начали потихоньку расходиться — время было позднее. Те, кто остался, пошли под предводительством весельчака наверх, где уже спал акробат. Тук-тук! В его дверь постучали.

— Кто? — ответил густой басовитый голос.

— Товарищ! Ну, вы скажите, вам точно не звони-ли?

Шутки были, конечно, хороши. Но тревог на сердце у Люси меньше не становилось. Она волновалась за свою доченьку, за свою Машеньку. Душа болела постоянно. Девочка ведь нередко ночевала у случайных людей. И каждый раз Людмила Марковна звонила Маше, боясь, что подруга могла оставить ребенка, как это произошло однажды. В двенадцатом часу ночи Люся набрала телефонный номер своей подруги, чтобы убедиться, что все в порядке:

— Мама, это Маша! — обрадовалась голосу мамы дочь.

— Машенька, так поздно, а ты не спишь! Тебе же завтра рано в школу!

— Я жду тетю Зою. Я все выключила — и газ, и свет, и телевизор. А на завтра я уже завела будильник!

— И как ты там одна? Ты что, в темноте сидишь?

— Да! Но я не боюсь! Я открыла дверь на балкон — у кого-то играет музыка. Вот я ее и слушаю. Мам, у нас все хорошо, не волнуйся! Деньги есть!

После этого звонка она так и не смогла уснуть. Да о каком сне может идти речь? Люся снова принялась за самобичевание. «Вот ты тут на концертах, а ребенок один в двенадцать часов ночи, да еще и не у себя дома! А Машеньке всего восемь лет», — мысленно она ругала себя.

Потом Людмила Марковна, конечно, возвращалась в Москву. Начинала заниматься ребенком, крутилась вокруг нее, делала с ней уроки, ходила в кино, в зоопарк. Но снова наставал момент, снова нужно было отправляться на гастроли, снова нужно было с кем-то оставлять дочь…

Маша не была избалованным ребенком. Уже в шесть лет она сама ходила в магазин, покупая продукты без очереди. Сначала ее пропускали, как маленькую. Но потом уже Машенька включала доставшуюся по наследству великую фантазию и придумывала что-нибудь этакое. Растроганная толпа еще долго смотрела вслед ребенку… Многие удивлялись, как это дочь киноактрисы, а ведет себя словно ребенок из многодетной семьи! Да! Маша с детства понимала, что такое «копейка» и знала ей цену. В раннем детстве она познакомилась с вовсе не детскими заботами — надо и маму поддержать, помочь ей выстоять и не споткнуться и самой не расслабиться, не потеряв надежды и веры в людей. Она тихонечко была рядышком и помогала, как могла. Грустные и взрослые глаза ребенка чувствовали и понимали все, они уже знали, что такое непреодолимый тупик и дебри, знали, каково это, когда нет выхода.

Ей приходилось целые дни проводить в одиночестве. А когда становилось совсем скучно и грустно, она звонила Люсиным друзьям. Больше всех ей нравился тот самый весельчак. К нему она частенько и обращалась:

— Юрий Михайлович, приходите, пожалуйста, ко мне! Мне очень скучно! Ха-ха, нет, мне не звонили! Но, скажите, товарищ, вам ведь звонили? Звони-ли?

У нее получалось удивительно точно копировать манеру исполнения семейного друга. Это не могло не веселить! Люся в глубине души гордилась своей дочерью, но точно так же, как и мама Леля, никогда не показывала этого.

По приходу домой Гурченко всегда встречал листочек бумаги на столе — отчет Машеньки о покупках, о том, кто звонил, чем она занималась. Отсюда родилось немало добрых и смешных семейных историй.

— Мама, звонила и спрашивала тебя какая-то Бориса Марковна. Только я не поняла, кто это был — тетенька или дяденька.