Руднева Максимовна - Пока стучит сердце

Попытаюсь описать эти полтора месяца.

1 сентября вечером пришел приказ о званиях. Я стала старшим лейтенантом, причем все это сразу замечали: звездочки на погонах потемнели, а прибавила я блестящие. Маша Смирнова тоже, прочие младшие лейтенанты стали лейтенантами, а бывшие «молодые» штурманы — младшими.

Под утро б сентября меня разбудили (я жила у другой хозяйки, рядом с Ракобольской, а со старой хозяйкой сохранила очень хорошие отношения: Федо­ровна, ее дочь Таня и внучата Шура и Витя, к ним зайти было опасно, обязательно обкормят яблоками, я приходила как к родным). Прихожу в штаб. Восемь экипажей и капитан Амосова, которая осталась вместо майора, уезжают под Новороссийск. Половина полка уезжает, а я должна оставаться из-за этой дурацкой штурманской группы! Разозлилась я неимоверно; упрашивала, упрашивала капитана — никак! Оставила себе преподавателей, уехали только Рябова и Белик. На другой день они улетели. А в ночь 10 сентября меня опять разбудили, но уже для боевой работы.

Я летела с Юшиной Раей на ее первый боевой. Она получила крещение — болтанкой. Над морем мы летали на пятую цель у Новороссийска — машину ложило на крыло и разворачивало на месте. Обратно мы морем не пошли. Утром я занималась со штурманами, а потом перед сном зашла к Ракобольской есть дыню (ее угостили 10-го, когда она с Наташей перевернулась, задев за столб при полете в дивизию в Новотатаровскую). Обед заказала себе на 5 часов вечера и легла спать.

На полетах 16 сентября объявили, что днем перелетаем в Маевский (я числа 9-го летала с генерал-майором Федоровым на поиски аэродрома. В рукава его реглана напихали винограда килограммов 10). Утром спали часа 2-2 1/2. Когда мы сели в хуторе, я объявила майору: «Летала я на разных машинах, но на такой — еще ни разу!» У меня руки и ноги ныли, а летели мы всего 15 минут. Уж очень неудобное управление во второй кабине на моей машине. Моя машина — я никак к этому не могу привыкнуть, все говорю: машина командира полка. В эту ночь напряжение было максимальное, но мы сделали только по четыре полета — все спали в воздухе. Когда вылезли из самолета после последнего полета, я поздравила Юшину: «Теперь и ты стала старой летчицей — спишь в полете».

Не спать было невозможно. Засыпал даже тот, кто вел машину. Только над целью чувствовала я себя бодрствующей. В один из полетов летим домой, я веду, но мысли сонные-сонные и где-то бродят. Я не сплю. Вижу, что иду без крена и курс выдерживаю. Какой? Об этом я не задумывалась! Нечаянно взгляд задержался на высотомере: 950 метров. И вот вяло-вяло заработала мысль: «Если мы идем на цель, то высоты маловато, если идем домой, то слишком много. Куда же мы идем?» Посмотрела вперед — прожектор болтается. Но это может быть приводной, может быть и над целью. Посмотрела на курс — Е. Как будто домой идем. Но все-таки разбудила Раю: «Мы домой идем?» — «Да». — «А бомбы я сбросила?» — «Конечно». А на земле вспомнила все. А в последний полет я крена не заметила и разворачиваюсь, разворачиваюсь... Смотрю, Кубань у меня слева, и я верчусь дальше. Резко потеряла высоту, стала на курс, но летчица все равно не прореагировала. В Маевском я сделала 24 полета с Симой, она учила меня самолетовождению. Однажды была несчастливая ночь. Взлетели, над кругом отказал мотор. Стали опробовать — Зине Петровой винт с обратного хода руку перебил. Опять взлетели с бомбами и опять сели. Инженер долго возилась — полетели опробовать. Капитан смеялась, что я у нее талисман на борту. Сделали два полета, потом я два с Типикиной, а капитан — совсем-совсем больная — один полет с Сумароковой. Потом я летала с Мариной Чечневой. На туман обращали мало внимания! Мы с капитаном в одном полете провозгласили лозунг: «Нелетной погоды не существует». Да здравствует «У-2»! Бомбили Темрюк. Не верилось, ни одного выстрела. А в ушах звучали строчки:

С Маринкой я летала на своей машине. И пробовала ее хоть немного водить. Уставала, все ныло. Над Пересыпью нас обстреляли зенитки, а у нас высота была меньше 900 метров. Еле ушли в море. А все дело было в том, что скорость врала на 25 км/час, а мы лишь потом учли.

5 октября я летала с капитаном, сделали пять полетов. А потом присутствовавший на полетах генерал-лейтенант Вершинин разрешил командиру сделать один полет. Это был мой 497 полет. Первый с ней. Договорились, что это будет не последний. Увидим. Я туда вела машину, а обратно чуть повела и бросила, хотелось разговаривать, а уха не было, шланг прямо к шлему приставляла и держала рукой. Написала об этом Соне.