В знаменитой народной песне «Колокольчики мои…» «высечен» фрагмент одноименного стихотворения А. К. Толстого [36] Вот как размышляет о феномене песни и стихотворения у А. К. Толстого Ю. И. Минералов: «Это написанное в 40-е годы XIX в. стихотворение, несущее сложный комплекс культурно-исторических, философских и политических идей. Оно начинается с известных всем слов „Колокольчики мои, Цветики степные!“. В песне осталась только сцена с безудержно несущимся всадником (до слов: „Конь несет меня лихой, — А куда? не знаю!“). Однако у Толстого это лишь „прелюдия“ к главному. Главное говорится в „отброшенной“ песней части. Там автором сделан глобальный смысловой поворот с акцентом на том, что воспеваемый конь — славянский, „дикий, непокорный“: Есть нам, конь, с тобой простор! Мир забывши тесный, Мы летим во весь опор К цели неизвестной. Чем окончится наш бег? Радостью ль? кручиной? Знать не может человек — Знает Бог единый!.. В центре произведения А. К. Толстого, оказывается, размышления об исторической миссии России, которые в одинаковой мере волновали на протяжении XIX столетия таких разных людей, как Гоголь, отец и сыновья Аксаковы, М. П. Погодин, Ф. М. Достоевский, и еще многие другие незаурядные умы. У Толстого с его независимым складом мышления, с его самостоятельным характером была собственная точка зрения на сей счет, и его „славянский конь“ имел разве лишь некоторое внешнее сходство, например, с гоголевской „птицей-тройкой“ <���…>» (Минералов Ю. И. История русской литературы XIX века. 40-е — 60-е годы. М., 2003. С. 201–202)
. И свой образ колокольчиков Александр Башлачёв, возможно, ведет из данной традиции: народной песни и стихотворения А. К. Толстого. «Грозный смех русских колокольчиков» — одна только башлачёвская строка — вмещает, пожалуй, целую толстовскую строфу:
Громче звон колоколов,
Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
К турке и к венгерцу —
И ковшей славянских звук
Немцам не по сердцу!
Иная эпоха, хоть и обращается к мнящимся идеальными временам колокольчиков и колоколов, но выбирает для их выражения более лаконичные художественные средства. Метафорический параллелизм колокольного звона, музыки пути, отражающихся в «звоне сердца» («Ты звени, звени, звени, сердце под рубашкою!»), создает совершенно новый поэтический образ у А. Башлачёва. Переосмысленные Башлачёвым толстовские «мотивы» осложняются притягательнейшими образами песни Владимира Высоцкого «Кони привередливые».
Удалая песня и народный плач сошлись во «Времени колокольчиков», и «я» лирического героя А. К. Толстого и В. Высоцкого становится «мы» А. Башлачёва. И это «мы» не просто объединяет, но делает единой художественно-энергетической, почти мистической силой того, кто на сцене, и тех, что в зале. В этом «мы» есть и место, и роль каждому .
Слушая сегодняшнюю рок-молодежь, понимаешь, как много импульсов и подсказок дал им этот парень. И это подсказки музыкально-ритмических ходов, метафорических, даже афористических образов. Если бы он не написал ничего — только «Время колокольчиков» — он бы все равно точнее других сказал о времени, в котором камерное пространство человеческой жизни, молодости открывается иным космическим пределам, нежели бунтующему лирическому герою В. Маяковского («Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?») или рубцовскому, где «звезда полей во мгле заледенелой, остановившись, смотрит в полынью». Его «небо в кольчуге из синего льда» («Спроси, звезда») кому-то напомнит полотна Константина Васильева, кто-то вспомнит о Маленьком принце Антуана де Сент-Экзюпери, услышав строчку «Звезда! Я люблю колокольный звон…».
Лирический герой А. Башлачёва открывает свой микрокосм и макрокосм как «Черные дыры»:
Хочется пить, но в колодцах замерзла вода.
Черные-черные дыры… Из них не напиться.
Черные дыры
Образ космических черных дыр парадоксально отражается в образе колодца (живой или мертвой?) воды, он не может быть у него статичным и только пространственным, хотя бы это пространство и занимало безмерный Космос:
Пускай эта ночь сошьет мне лиловый мундир.
Я стану хранителем времени сбора камней .
Черные дыры
Парафразирование цитаты Екклезиаста «…время разбрасывать камни, время собирать камни…» формирует почти магический пространственно-временной образ, вынесенный в заглавие стихотворения. Повтор образа делает эти «черные дыры» замещающими каждого из нас, создающими образ «последних времен»:
Читать дальше