Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

1999

Природу и породу не проведешь. Помните: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка». Сказано как в яблочко. За все приходится расплачиваться: за черное-белое, за доброе-злое.

Весной семьдесят шестого в фойе Дома литераторов одна немолодая дама, от которой исходил густой, чуть ли не довоенный запах пудры «ТЖ», предложила мне, собирателю автографов, приобрести три письма актрисы Любови Орловой к своему мужу кинорежиссеру Григорию Александрову. Я был удивлен. Орлова умерла лишь год назад, и в моем тогдашнем представлении вся ее жизнь и творческая судьба принадлежали, что называется, народу, партии, музеям. Смерть Любови Петровны так потрясла массы, что поговаривали, будто бы вот-вот в доме на Бронной, где она жила в последнее время, откроется музей-квартира народной артистки Советского Союза. Но нет, «судьба (все-таки) — индейка». Приобретая интимные послания символа отечественного киноискусства, я потворствовал агонии памяти о казавшейся вечно живой и вечно любимой Любови Орловой. Но вечного ничего нет, все — тлен, даже пирамиды фараонов потихоньку, от тысячелетия к тысячелетию, усыхают. А тут человек. Женщина. Актриса. Все так субтильно, призрачно, хрупко.

Всю жизнь Любовь Орлова утаивала свою биографию. Никто в точности не знает, когда она появилась на свет. В феврале или в январе? В 1902-м или 1903-м? Есть свидетельства, что при паспортизации в тридцатом году она скостила себе пять, а то и десять лет. Разночтения упираются в другой поразительный факт, который также скрывался народной любимицей долгие годы. Сохранилась книжечка сочинений Льва Толстого с надписью «Любочке. Л. Толстой». Даты нет. Только в хрущевские времена доверчивые советские зрители стали узнавать, что, оказывается, Любовь Петровна из тех самых Орловых, дворян, хозяев земли русской, и что Гришка Орлов, екатерининский птенец, — ее прапрапрапращур. И что по другой линии, по материнской, она родственница великого писателя. Вот почему он и подарил пышнорусой, сказочно красивой девчурке свои сочинения.

Но ведь Толстой скончался в 1910 году. Значит, Любочка никак не могла родиться в 1911-м или в 1912-м. Следовательно, она появилась на свет не как указано в ее документах, в том же 1912-м, а на несколько лет раньше. Ведь Лев Николаевич дарил книжку уже умеющему читать человеку? Вопросы, загадки…

Она не боялась Сталина, и, когда из Кремля звонили или присылали приглашения на очередные киношные посиделки, Любовь Петровна сказывалась больной. И шел один Александров. Есть легенда, что терпение Сталина подходило к концу, несмотря на любимые им фильмы с участием Орловой — «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Цирк».

Долгие творческие годы она вводила в заблуждение советского зрителя. По-черному, уверенно, самозабвенно, пряча нутро, родословную, подлинный кураж. Ей бы воссоздавать образы графинь, императриц, салонных красавиц, а любимый Гриша, домашний режиссер, подсовывал по-деревенски хохотливых Дуняш и Стрелок. И она лезла из кожи, но лепила образы героинь, которые были близки и вождю, и самому народу Всю свою жизнь Орлова пыталась обмануть природу, женское естество. Мне чуть ли не с детства запомнились домашние сплетни о косметическом ее омоложении, об операции на лице. Орлова панически боялась старости, течения Леты. И прятала возраст как только могла: хирургическим вмешательством, массажами, западной косметикой, гримом, диетами, физупражнениями, нерожанием детей, умеренной близостью с мужчинами. (Если бы Любовь Петровна знала, что будущие, то есть нынешние сексологи будут считать, что чем чаще женщина занимается любовью, тем дольше проживет и тем свежее будет выглядеть!) Почти все сорок два года совместной жизни с Григорием Александровым она играла с ним в домашние прятки. Окружение наворачивало легенды об их удивительных, чуть ли не средневековых романтических отношениях. Всю жизнь на «вы», всю жизнь посылание друг другу любовных записочек и писем, телефонные перезвоны, телеграммные признания. Временами они будто бы проваливались в преисподнюю, исчезая буквально от всех: и родных, и друзей. Но кое-кто знал, что Люба и Гриша никуда не исчезли, они дома — в московской квартире или на даче во Внукове. Просто они закрылись на все замки, занавесили окна, отключили телефон, отпустили прислугу. Чем они занимались в одиночестве — никто не знал. Одни говорили, что предаются медитациям; другие — что курят опиум и возвращаются в безумно счастливую молодость; третьи утверждали, что пишут какой-то немыслимо тайный роман-сценарий, в котором Любочка превзойдет и Мэри Пикфорд, и Мэрилин Монро; и, конечно же, якобы занимались любовью, и только ею. А впрочем, есть и свидетельства, что парочка просто покидала не по-советски пышно благоустроенное гнездышко и поселялась на неделю-другую в «Метрополе» или в «Советской». И отдыхали, потешаясь над публикой.