Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

Сначала угробят людей таких, как Тарковский, к примеру, а потом: великий, не отдадим. Вспоминаю, как он страдал, что его сына не выпускали. Ведь мы дружили с ним близко. Как он умолял, требовал, просил, что только ни делал, но мальчика к нему не выпускали. Я сама видела, как во время телевизионного интервью он просто заплакал. И обратился к людям: «Помогите увидеть сына. Если я его не увижу, я умру». Я уверена, что переживания, связанные с той ситуацией, в которой он оказался, в конечном итоге привели его к смерти. А теперь — публикации, статьи, книги. Даже товарищ Ермаш написал огромную статью в «Советской культуре». Вы знаете, как только умер Тарковский, буквально через два часа позвонили из посольства, это рассказывала мне его жена Лариса, и предложили самолет, деньги, чтобы устроить Тарковскому всенародные похороны. Это с него, с мертвого, сдирают славу, как с мертвых солдат на поле боя сапоги. И так не только с Тарковским поступают. Как будто специально ждут смерти.

— Такие невеселые мысли пришли к вам именно здесь?

— Да, здесь.

— Когда вы увидели эту жизнь?

— Нет, не когда увидела, а когда пожила здесь пятнадцать лет. У людей в Советском Союзе мозги забиты ненужным каким-то хламом, они не успевают даже мыслить, потому что вся энергия уходит на какую-то возню: все чего-то надо достать, достучаться до какого-то чиновника, разобраться с доносом на тебя, и в этом ты копошишься. И жизнь уходит. Скажите, ну разве это не так?

Когда же я оказалась здесь, вдруг такая суета спала, исчезла, растворилась, и я стала другим человеком. Повторяюсь, я с ужасом смотрю на то, что происходит в стране, точнее, на то, как живут там люди. Довести такую страну до состояния, чтобы не было мыла?! В мирное время. Мне рассказывала одна артистка из Ленинграда, что в школах вши появились. Я неделю спать не могла после ее рассказа. И это в Ленинграде?! Да, наверное, не только там. Почему же такое происходит? Бедный Горбачев! Какое наследство ему досталось. И что с этим можно сделать?

— А какое в вас сейчас чувство: боль, злость, сострадание?

— Никакой злости. Боль, я страдаю за этих людей, за детей, за несчастных женщин. И как же можно не страдать?!

— У вас родственники в СССР остались?

— Нет.

— Кто, по-вашему, олицетворяет сопротивление режиму, сталинскому ли, брежневскому, у нас в стране?

— Таких — единицы, их все знают. Солженицын, который грудью, танком шел, хоть дави его, он будет стоять на месте и отстаивать свое. Тарковский, естественно, Пастернак, Ахматова, столько лет страдавшая, но оставшаяся гордой, непреклонной.

— Замечательные стихи посвятила вам Анна Ахматова: «Женский голос, как ветер несется…»

— Но я с ней не была знакома. Стихотворение это она написала под впечатлением моего исполнения «Бразильской бахианы» 19 декабря 1961 года.

— А как вы узнали о том, что великая Ахматова посвятила вам стихи?

— Узнала только после ее смерти. Стихи она написала в больнице, мое пение слушала по радио.

— Вы видитесь с Солженицыным?

— С Солженицыным я не часто встречаюсь, он с семьей живет в Вермонте, в стороне от наших дорог. Последний раз я его видела, когда закончила книгу. Перед сдачей в издательство попросила прочесть. Ужасно при этом волновалась. Ждала приговора, оценки, совета — не знаю чего. И вот приходит от него письмо: книга понравилась. Самое ценное в ней, пишет Александр Исаевич, это «искренность и интонация голоса… Я читаю вашу книгу и слышу ваш голос». Для меня оценка Солженицына очень дорога. Последний раз я встречалась с ним шесть лет назад. Хотя по телефону говорим регулярно. У нас с ним хорошие отношения. Его сын Игнат живет в Лондоне, ему исполнилось семнадцать лет, очень талантливый, Слава с ним иногда занимается, Игнат — настоящий пианист. Это радует.

— Как возникла идея приютить на даче Солженицына?

— Муж сказал мне: «Александру Исаевичу надо помочь». Дом стоял свободный, в нем Солженицын и поселился с семьей. Потом остряки шутили, что у нас на даче сторож живет — Нобелевский лауреат. Жил он у нас на даче четыре с половиной года. Там и двое детей его родились…

— Галина Павловна, а ваш знаменитый муж не пишет книгу?

— Нет, ему некогда. И я считаю это преступлением, что он не пишет. Ведь он один из немногих, в России — Рихтер, скажем, а здесь — Ростропович из тех, которые знали Прокофьева. С Сергеем Сергеевичем он дружил еще с юности. О Шостаковиче обязан написать! Ведь до сих пор о Шостаковиче книги нет.