Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

— Книгу я писала не для советского читателя. Мне и в голову не приходило, что при моей жизни она будет опубликована в России. Поэтому я писала с расчетом, и это чувствуется в книге, на западного читателя. И если «Галину…» будут издавать в России, то переделывать ее я не буду, пусть все остается так, как было. Я не хочу подделывать ее под советского читателя.

Когда писала, держала себя в узде. Вы думаете, я обо всем написала? Нет, далеко не обо всем. Я пришла в театр в 1952 году, кто был перед нами? Козловский, Лемешев, Максакова, Давыдова, Шпиллер, Ханаев, Пирогов, Рейзен, Михайлов… Боже мой, кого там только не было! Мы, молодые, от них многое взяли, и прежде всего честное отношение к искусству.

Когда же нас постепенно стали гнуть, как меня, кто-то уволился, кто-то уехал, кто-то на пенсию ушел. Вот я здесь и оказалась. Театр обезглавлен, убрали режиссера, Бориса Покровского, просто выжили его из театра. А кто его выжил? Да середняк воинствующий. Выжить такого режиссера, уникальную личность, единственную сегодня в мировом оперном искусстве!.. Выставили. Я не знаю такого, как Покровский, и чтобы так с ним рассчитаться и как ненужного отбросить от театра?! Вот вам и результат! Что еще нужно? Рождественский не работает, в таких условиях такому большому артисту, как он, работать невозможно. Светланов? Тоже не могут наладить с ним отношения. Вероятно, создают условия такие. Я пишу о Светланове в своей книге, мы начинали вместе. Были у него разные периоды. Большой мастер с богатейшим жизненным опытом, он мог бы принести огромную пользу театру. Ростропович? Вот такие люди могут спасти искусство, без них ничего не получится: на пустом месте плоды не растут.

— Какой, по-вашему, театральный коллектив является сегодня ведущим в мире?

— Коллектива я не вижу. Нигде. Разница лишь в подборе солистов, где-то более удачный подбор, где-то менее удачный. Где-то звезд больше, где-то меньше. Кстати, звезды не всегда ярко блестят. Вы, наверное, это тоже понимаете? Так вот, театра-ансамбля я не вижу. Не знаю такого. В том смысле, в каком мы понимали в свое время ансамбль. Как мы понимали ансамбль Большого театра? В слиянии, в порыве… Сегодня нет выдающихся солистов-личностей. Голоса есть, но личностей единицы.

— Вы тесно общаетесь с мировой культурой. Какие имена, по-вашему, символизируют уровень нынешнего музыкального искусства?

— По-настоящему крупных — не так уж много. Певцы Доминго, Паваротти, дирижеры Джулини, Караян, недавно, к сожалению, умерший… Знаете, если же сравнивать советское искусство, то условный мировой стандарт значительно выше. Даже сам стандарт, он другого уровня, чем в Большом театре, где нет больших личностей.

А вообще мне кажется, что мир сейчас переживает не то чтобы застой в искусстве, и особенно в оперном искусстве, нет, но все как будто ждут каких-то внутренних потрясений. Что-то должно произойти, чтобы все сдвинулось.

Здесь, на Западе, у искусства совсем иные возможности. Хотя бы потому, что артисты могут зарабатывать большие деньги, они свободны во всем. И они знают: пока молод, надо зарабатывать себе на жизнь.

— То есть здесь умеют ценить талант?

— Да, конечно, о чем речь? Проработав пятнадцать — двадцать лет, артист обеспечивает себя, свою семью, детей на все дальнейшее время. Выдающемуся артисту не до ансамбля, ибо все вертится вокруг него.

У нас — другое дело: денег не платят, бытовые условия артистов ужасные, многие — на грани нищеты. Я еще сама помню, что высшая ставка в Большом театре была 550 рублей. Это за норму: шесть спектаклей. Но норму мы не пели, мы считали, что платят нам несоразмерно нашему труду. Несправедливо. Певица второго и третьего плана получала 300 рублей, а примадонна 550 рублей. Я пою, допустим, Аиду, а она поет Жрицу в «Аиде». Я тащу весь спектакль на себе, она выходит — три минуты поет, а разница в зарплате 50 процентов. Это раздражало, возмущало. Артисты не хотят работать. Особенно первые, особенно «первачи». Когда они имеют положение, известность, они могут на сторону куда-то поехать зарабатывать. А молодой еще тянется, поэтому «первач» поет один спектакль в месяц, а молодой, которому хочется как можно чаще выходить на сцену, доходит до потолка и перестает петь. Ведь как случилось с Атлантовым?.. Мне сказали, что он ушел из театра. В мое время так нельзя было. А если можно было, еще тогда бы все разбежались.

— А раньше могла у вас возникнуть мысль навсегда уехать?

— Из России? Никогда.