Александр Колмогоров - Мне доставшееся - Семейные хроники Надежды Лухмановой

Я принесла Вам целую трёхактную комедию. Вы её разругали, но заметили: «Мой приговор не должен Вас смущать особенно, то же самое я сказал бы о многих идущих на императорской сцене пьесах. Мысли у Вас есть, работать Вы любите, и я дам Вам занятие. Зайдите как-нибудь через неделю-другую».

Я писала — ответа нет. Заходила — принимать не велено. Может быть, Вы вспомните и выполните своё обещание? Мои адрес: Б. Конюшенный, 13, кв. 41. Н. Лухманова.

Меня с удовольствием взял в редакцию Трозинер [275] Ф. В. Трозинер, СПб. издатель журналов «Пантеон Литературы» (1888–94), «Колосья» (1890–91). (по 8 руб. за лист) [276] РГАЛИ, ф. 459, оп. 1, д. 2413, л. 23–24 об. .

С возобновлением в 1892 году издания «Петербургская жизнь» все свои публикации в нём Надежда Александровна подписывала инициалами. Фамилия появилась лишь во «Всемирной Иллюстрации», начиная с октябрьских номеров, и не только под авторскими переводами, но и под первым большим очерком «Праздник Рождества в Святой земле» [277] Всемирная Иллюстрация, № 1248 от 19.12. 1892 г., стр. 490–494, СПб. .

Нелегко давалось начинающей писательнице хождение и по редакциям респектабельных «Новостей» Нотовича, «Петербургской газеты» и «Петербургского листка» Худекова, «где каждого нового человека оглядывают с таким недоброжелательством, точно громко спрашивают: „Тебе что тут надо? Ты куда лезешь?“ А необыкновенная сухость секретарей, которые и жестом, и тоном сразу показывают вам своё убеждение, что принесли вы чушь или ерунду, которую им придётся читать…»

Для далеко не молодой журналистки единственным и старым как мир способом обратить на себя внимание завистливых ревнителей российской словесности могло стать только громко заявленное новое литературное имя. И вдохновение явилось к ней из светлых воспоминаний детства, в которых и лежит любое человеческое счастье. Свою первую и самую удачную книгу «Двадцать лет назад. Воспоминания из институтской жизни», выдержавшую 7 изданий [278] Отдельными изданиями: СПб., 1894 г.; М., 1903 г.; СПб., 1904 г.; СПб., 1896–1912 гг. (А. Ф. Девриен). , она писала легко, урывками, во время дежурства в конторе респектабельных «Новостей», где тогда работала за 50 рублей в месяц и авторский гонорар [279] Б. Морская, дом 17. . Ей не надо было вынашивать фабулу произведения, выстраивать сюжетную линию, лепить характеры персонажей, оттачивать диалоги. Достаточно было последовательно и по возможности правдиво излагать цепь событий и фактов собственной жизни. В широком смысле это действительно ещё не было творчеством, как об этом упоминает сама писательница. На бумагу изливался откровенный пересказ пережитого, насыщенный многочисленными подробностями, сохранившимися в глубинах памяти.

Рукопись книги была закончена летом 1893 года и отдана на суд главного редактора журнала «Русское богатство» Н. К. Михайловского. Ответ искушённого публициста и влиятельнейшего литературного критика пришёл неожиданно быстро:

…Признаюсь, что начал с предубеждением читать Ваши «Институтские записки». Я очень скептически отношусь ко всем школьным воспоминаниям, но скажу Вам, что увлёкся с первой страницы; искренность, теплота, юмор побудили меня.

Я напечатаю их с удовольствием…

…Когда «Воспоминания» были изданы [280] Русское богатство, № 10–12, СПб., 1893 г. , я услышала много хороших отзывов, из которых самым дорогим был — Мамина-Сибиряка. [281] Д. Н. Мамин-Сибиряк (настоящая фамилия Мамин, 1852–1912), писатель. Певец уральской прозы, работавший тогда над одной из лучших своих книг «Черты из жизни Пепко» и опубликовавший в «Мире божьем» очередной роман «Весенние грозы», приехал в «Новости» специально познакомиться со мной. «Надо писать так — были его слова — как вы видите. Не старайтесь ничего ни поэтизировать, ни сглаживать. И, главное, не надо выдумывать. Берите человека, дерево, скамью, обстановку, дождь, ветер непосредственно так, как видите и чувствуете. Старайтесь во всех описаниях и внутренней, и внешней жизни, чтобы была правда. Тогда и будет хорошо…» С тех пор я стала наблюдательнее и для многих своих описаний снимала литературную фотографию. С солнца, луны, непогоды, с живых людей. В рассказах моих была правда. Её чуяли и они нравились…

…Я редко его вижу. Он каждый раз спрашивает мой адрес и заботливо осведомляется, когда можно меня навестить и… никогда не бывает!? Короткие встречи, в которых всегда блеснёт радость его искреннего слова, шутка, дельное замечание, гораздо лучше иных пустых долгих свиданий между людьми, ведущими совершенно разный образ жизни. Узнав, что я несколько лет прожила в Тюмени, оживился и советовал писать «В глухих местах »… [282] ИРЛИ, ф. 15 Базанкур, д. 68, л. 103–128.