Александр Колмогоров - Мне доставшееся - Семейные хроники Надежды Лухмановой

…Японцы усваивают только те достижения европейской культуры, которые могут идти на пользу и развитие самой Японии, не расшатывая её устоев и не изменяя ни в чём коренном. Из всего взятого ими от Европы они учатся извлекать максимальную пользу, как сок из плода. Новое и необычное умело используется, но вовсе не ассимилируется в их жизни. Японец всегда остаётся самим собой, как высоко он ни был бы цивилизован.

На «…Цитяне» первым классом ехало 10 японцев. Это были представители высшей бюрократии, направлявшиеся в столицы старой Европы для совершенствования в языках, изучения порядков почтово-телеграфного и медицинского ведомств. Все прилично говорили по-английски, некоторые по-французски и по-немецки. Это были в полном смысле слова джентльмены, но… только от 11 утра и до 10–11 вечера. К обеду все выходили в смокингах с цветком в петличке. Их мягкие тонкие рубашки были изящны, галстуки завязаны идеально, и только раскосые, жёсткие или лукавые глаза да редкая щетинка коротких усов, торчавших, как кисточки в дешёвых детских красках, непокорная чёрная щетина волос головы, жёлтая кожа и широкие скулы выдавали их настоящую расу. За столом они безукоризненно ели вилкой и ножом все европейские кушанья.

Зато от 11 вечера до 10 часов утра это были самые дикие макаки, казалось, только что сорвавшиеся со священных гор Ниско. Меня и других дам, занимавших каюты рядом с японцами, капитан предупредил просьбою не выходить на нашу верхнюю палубу до 11 утра, так же, как вечером и ночью. Причина тому была очень простая. Японцы, находя, что в каютах слишком душно, выходили на свою палубу и спали совершенно голыми, подостлав под себя халаты. Каждое утро они в таком же первобытном костюме занимались там спортивными играми и гимнастикой с таким хохотом, криком и визгом, что весь громадный «Цитян» знал — японцы играют. В честь победителя раздавались дикие, гортанные крики, напоминавшие всем нам (европейцам), что это потомки самураев.

Замечательно, что любой японец после 12 часов дня бросался поднять даме уроненный платочек и галантно при какой-нибудь остановке парохода подносил ей цветы. Но утром, пока он был японец, не обратил бы внимания, если бы она упала, поскользнувшись на палубе. Теперь, по его понятиям, это была только женщина, то есть существо настолько низшее, что в общественном мнении стыдно было бы мужчине обращать внимание на её присутствие.

Надо было видеть японцев, когда они с восторгом снимали с себя лакированные башмаки, английские шёлковые носки и, засунув босые ноги в деревянные колодки, цокали ими с особым наслаждением по настилу палубы. В эти часы свободы это были настоящие дети своей страны, своего солнца, истые ненавистники каждого европейца.

Вот и оказывается, что японец, органически связанный со своими предками, землёй, обычаями, сумеет действовать по-европейски везде, где ему необходимо будет конкурировать. Именно этим-то он и силён. Познавая Европу, он не перестанет страстно любить свою страну и считать её неизмеримо выше всех других…

…В Киото я попала на урок европейских танцев в одной из женских школ. Пары построились, начиналась кадриль. Ни грации, ни одного раскованного движения. Каждая танцует совершенно так, как другая, и все совершенно так, как учитель. Всё делается отчётливо, весело, в такт. Но это лишь танцевальное упражнение на европейский манер.

Вот когда японская гейша танцует свой священный танец, когда на согнутых коленях она идёт неслышными шажками и замирает в самой невозможной, нелепой, на ваш взгляд, позе, она солидарна с тем, что делает. Её душа трепещет в каждом повороте головы, в каждом вывернутом пальце.

И глядя на японок, танцующих кадриль, и на скачущего между ними учителя, мне вдруг стало страшно. Да, если бы пустить несколько таких пар в наш бальный зал, то они нисколько не смущаясь, ни минуты не сомневаясь, что танцуют именно так, как надо, смели, столкнули бы в кучу всех наших танцующих mondein. [633] Светских гостей (фр.). И поле битвы, как и бальный зал, остались бы бесспорно за ними…

Вот чем силён и непобедим этот народ — своей страстной привязанностью к земле, морю, солнцу, обычаям, могилам предков, храмам и… правительству!!! [634] ИРЛ И, ф. 571, оп. 1, д. 9, л. 75–82. Из неопубликованной статьи Н. А. Лухмановой «Японец и его культура».

…Были ли в армии Куроки [635] Т. Куроки (1844–1923) — японский фельдмаршал, командующий 1-й армией в Русско-Японской войне 1904–05 гг. магические зеркала? Враги наши действительно обладали тремя «волшебными дарами»: беззаветной любовью к родине; храмами, в которых души предков следят за жизнью каждого из живых; презрением к смерти. Ведь японец не умирает, а продолжает жить в своих потомках. И раз в году, в день праздника огней, его душа отпускается на землю. И он незримый три дня живёт среди своей семьи полной земной жизнью.