За два часа до старта проводили Гагарина на корабль. Начались последние проверки. Во время запуска я был в бункере, в перископной, это совсем близко от ракеты, но ничего не видел: у перископов какие-то начальники, а телевизора тогда в бункере не было. При последующих запусках я предпочитал уходить на наблюдательный пункт, который был примерно в полутора километрах от ракеты — оттуда и она, и весь старт как на ладони.
Потом знаменитые «Подъем!» и «Поехали!». Пошла связь, все нормально, слышу из динамика голос телеметриста: «Пять… пять… пять…» Это значит — по системам — все нормально. Вдруг: «Три… три…» Врывается из соседней комнаты (пультовой) С.П.: «Что случилось?!» Это был, кажется, еще только этап работы второй ступени носителя. Несколько секунд (казалось, минут!) напряженного ожидания и тишины. И вдруг спокойный голос того же телеметриста: «Пять… пять…» Все в порядке! Просто произошел кратковременный сбой в передаче данных.
После команды «Пуск» в бункере ощущалось напряжение. Особенно в первые секунды полета. Ведь в случае аварии должен быть отделен спускаемый аппарат, отстрелен люк и катапультирован космонавт. Когда высота еще мала, риск при катапультировании существенный: в случае аварии ракета падает рядом. Были бы сложности и в том случае, если бы аварийная ситуация возникла непосредственно на старте. Подвести обратно башню обслуживания, открыть люк и воспользоваться лифтом потребовало бы недопустимо много времени. Поэтому и при такой ситуации предусмотрено катапультирование космонавта. При этом «пятно» возможных точек приземления частично попадало на котлован (его называли «стадионом» за размеры и общую конфигурацию), над которым на специальном козырьке стояла ракета. Поэтому над частью котлована натянули металлическую сетку, на которую космонавт мог опуститься с парашютом. После чего из специального бункера поблизости должны были выскочить спасатели-пожарные, подхватить космонавта и спрятаться с ним обратно в бункер. Сейчас эта программа может показаться неправдоподобно примитивной и опасной. Но тогда ничего надежнее еще не придумали. Самым надежным методом спасения (он предусмотрен сейчас на «Союзах») был бы увод спускаемого аппарата вверх и в сторону, но это потребовало новых разработок и долгой экспериментальной отработки.
Таким образом, уровень безопасности на участке выведения корабля «Восток» был невысок — не намного выше, чем сейчас на корабле «Шаттл». Мы понимали это. Система аварийного спасения оставляла желать лучшего. К счастью, ни разу с «Востоком» у нас аварийных ситуаций не было. Впрочем, счастье счастьем, а понимание ненадежности системы аварийного спасения диктовало: тут дело вероятностное, количество полетов на этом корабле не должно быть большим, не следует пытаться продлевать жизнь «Востоку» сверх минимально необходимого времени. С 1965 года я стал категорическим противником продолжения полетов на «Востоке», и тем более на «Восходе».
Но все это было еще впереди. А тогда «Восток» уже вышел на орбиту. Через несколько минут корабль покинул зону связи и летел над Тихим океаном. Что тут началось! Все зааплодировали, выскочили из бункера, стали обниматься. Даже С.П. (ракета сработала отлично, а он — старый ракетчик) расчувствовался, подошел обниматься и поздравлять. Но у меня было совсем другое настроение: торжествовать рано, да и сглазить можно (в этом смысле попытки поздравлений и объятия сильно раздражали), а главное, все самое трудное и сложное впереди — ориентация, включение тормозной установки, спуск (температура плазмы — тысячи градусов!), посадка. Какие поздравления?!
Присутствовавшие на пуске расселись по машинам и поехали в здание, где началось заседание Госкомиссии. Как же без заседания или собрания — национальная традиция! По любому поводу молебен, или тусовка, или пресс-конференция, даже в самое неподходящее время. Эта манера не исчезла. Более того, укрепилась и обросла новыми обрядами.
На заседание должно было прийти сообщение с первого измерительного пункта на юге страны, который устанавливал связь с бортом корабля перед самым его входом в атмосферу. О том, насколько точно прошла ориентация корабля и включился тормозной двигатель, надежных сообщений в адрес Госкомиссии еще не поступало (тормозной двигатель должен был включаться над Гвинейским заливом, а прошел ли сигнал по коротковолновому радиоканалу, было неизвестно). О том, как проходил спуск, мы могли узнать только перед посадкой. В частности, определить правильность траектории спуска по времени исчезновения радиосигнала: когда корабль входил в плотные слои атмосферы, вокруг него образовывалось радионепроницаемое облако плазмы. Пропадать связь должна в момент, когда спускаемый аппарат снизится до 70–80 километров.
Читать дальше