Константин Феоктистов - Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

А хочется найти ясные и простые решения, которые позволили бы избежать сложных экспериментов и отработки. Ну и опять же хотелось все побыстрее сделать.

Сразу после возвращения с полигона в Москву я собрал вечером своих товарищей, чтобы обсудить, что делать дальше. Предварительно набросал 12–15 пунктов основных решений по пилотируемому варианту корабля. Часа через два-три мы договорились по упрощению схемы аварийного спасения и по снятию системы управления спускаемого аппарата. Это был один из тех редких случаев, когда споров почти не было и по всем пунктам царило полное единодушие.

Шел уже десятый час, когда я позвонил Королеву и попросил меня принять. — «Приезжайте!» — Сел в машину и вскоре был у него в кабинете. У меня были только написанные от руки несколько пунктов принципиальных решений и готовность их комментировать и доказывать. Отсутствие материалов меня не очень смущало. Больше мешало то, что в кабинете сидел заместитель Главного Игорь Садовский, и перед тем у них был, очевидно, длинный и утомительный разговор, скорее всего, о неутешительном развитии работ КБ по твердотопливным ракетам. Позже мне стало понятно, что причиной такого развития работ по этим ракетам явилась, главным образом, неэффективность предлагаемого тогда топлива и недостаток идей.

Не очень благоприятная обстановка, и к тому же поздний вечер. С.П. прервал свой разговор с Садовским, и я стал излагать свои предложения, естественно, «на пальцах». Королев воспринимать на слух не очень любил, но когда не было другой возможности, не требовал обязательно излагать мысли на бумаге.

Суть новых предложений заключалась в отказе от установки системы управления на участке спуска (вернулись мы к ней только на «Союзе») и в упрощении схемы как оборудования приземления, так и аварийного спасения. В случае аварии носителя предлагалось с высоты четырех километров и более обеспечивать спасение за счет выключения двигателей ракеты, отделения спускаемого аппарата и приземления по той же схеме, которая использовалась при нормальном полете. В случае аварии до этой высоты — сразу катапультировать космонавта. При этом, конечно, я отдавал себе отчет, что в случае аварии ракеты на участке движения в плотных слоях атмосферы выше четырех километров возникает довольно рискованная ситуация. Хотя не очень большая, но вероятность такой ситуации все же была. Сказал, что если предложения будут приняты, объем доработок получится минимальным и мы сможем выйти на пилотируемый полет через несколько месяцев.

К самой идее Королев отнесся спокойно, но из-за моего нового предложения он взорвался, и у нас вышел шумный спор. Ушел от него в двенадцатом часу ночи вроде бы ни с чем и в весьма паршивом настроении.

На следующее утро рассказал Тихонравову о новых предложениях и о разговоре с С.П. А он: «Не расстраивайтесь, вы все сделали правильно, он часто так реагирует на новые идеи. Увидите, он сам к этому вернется». И действительно, дня через два-три (кажется, это было 28 августа) Королев созвал в кабинете Бушуева совещание по пилотируемому кораблю. Хотя никто меня не предупреждал, я все же подготовился к выступлению: вопрос-то был мой. Мне первому и было предоставлено слово. Изложил наши идеи, и — о чудо! — Королев сразу же поддержал их. И остальные тоже. После этого перешли к более понятным для участников совещания организационно-техническим вопросам и мерам по повышению надежности поставляемого на корабль оборудования. Резюмируя выступления, Королев заявил, что поскольку новые предложения предполагают использовать прежний «металл» с небольшими доработками, это позволит сократить программу испытаний, и, следовательно, полет с человеком может состояться уже в начале 1961 года, о чем он в ближайшее время и доложит руководству. А нам дал месячный срок на новый проект по всем доработкам. Тогда счет шел на дни. В сентябре проект был готов, а в январе уже готовился к испытательному полету новый корабль. Вскоре мы убедились, что недаром так торопились: в апреле был запущен на орбиту «Восток» с Гагариным на борту, а уже в мае американцы запустили первые два пилотируемых корабля «Меркурий», с космонавтом в каждом, правда, не на орбиту, а по наклонной траектории без выведения на орбиту. И если бы мы не запустили в апреле корабль с Гагариным на борту, они могли бы утверждать, что осуществили первый полет человека в космос! Совесть — понятие весьма растяжимое, в том числе и у американского начальства.