Константин Феоктистов - Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

Для ракеты эта система (особенно для начального периода развития) себя оправдывала. Но для нас не годилась. Во-первых, в начале работы над проектом мы еще толком не определились, как будем летать. В последовательности операций 1, 2, 3, 4… или 10, 3, 8, 1… Главное желание при выдаче задания разработчикам «борта» (то есть бортовых систем) — сохранить свободу рук и до полета, и в процессе полета. Чтобы можно было маневрировать, обходить трудности, отказы, собственные ошибки. Ну естественно, с этой главной позицией увязывалось и то, что время полета корабля не десять минут, даже не часы, а дни, а потом недели, месяцы, а потом — и годы! И режимы — не один, а десятки, а потом и сотни, причем часто идущие то в разное время, то параллельно, то частично накладываясь друг на друга, а иногда не должны ни в коем случае не идти параллельно. То есть корабль должен походить на живой организм и иметь возможность двигаться к цели не одной дорогой — разными, порой заранее не определенными!

Управленцы в нашем КБ в то время, в основном, тоже были сторонниками «командно-административных принципов». Но разработчики системы управления бортовым комплексом корабля (как стали позднее они называть свою работу) тогда еще работали в нашем отделе и легко понимали нас. Сначала их было немного. Симпатичные инженеры: Юрий Карпов, Владимир Шевелев, Наташа Шустина и еще несколько молодых инженеров. Но потом им дали возможность набрать еще несколько специалистов, и их электрическая компания быстро выросла. И конечно, только они могли разобраться в своих электрических схемах. Поэтому на первых кораблях они были не только лидерами разработки электрической схемы, но и лидерами электрических испытаний. Им надо было работать с сотнями людей (по десяткам систем): как включать, как выключать, а главное, они параллельно работали и над схемами других аппаратов. Начальства много, и каждый норовит дать указания. И самим тоже хочется дать указание. В общем, чувствовали они, наверное, себя, как на плотике в бурном океане неопределенности. И наверное, можно было объяснить их поведение защитной реакцией: они были важные и таинственные, как маги. Особенно Карпов. Высокого роста, хорошо сложенный, симпатичный парень. Разговаривал он всегда с подчеркнутым достоинством, определенностью и с заметной важностью, как будто все знал наперед, что всегда раздражало начальство. Особенно мелкое. Но дело свое ребята знали хорошо. Хотя вначале борт не хотел функционировать, но постепенно наши маги вместе с испытателями, разработчиками систем и телеметристами за месяц-полтора разобрались в этом тарзаннике, и борт начал работать!

Тут произошло первое серьезное столкновение с Королевым. Какой-то гад из внештатных защитников государственных секретов подкинул начальству мысль: можно ли доверять этим мальчишкам, которые в своей жизни не сделали еще ни одной машины? А вдруг корабль не спустим с орбиты? За счет торможения в атмосфере спускаемый аппарат окажется рано или поздно на земле и по закону перевернутого бутерброда, конечно, попадет в руки врагов! И что будет с «вашими гениальными мыслями, реализованными в металле»? Одним словом, кто-то проник в самое сердце начальства. Не было ни в конструкции, ни в приборах «Востока» ничего секретного, и тем более никаких гениальных мыслей начальства (ввиду их полного отсутствия). Но вся документация и, следовательно, сам корабль числились секретными. Зачем? Инженеры не возражали: чертежи и т. п. — целее будут. Начальству это необходимо: что же за разработка, если она не секретная, если такую ценность не нужно охранять?! Сторонники охраны секретов развивали свою мысль: «Нужно разработать и установить на беспилотном корабле систему аварийного подрыва, которая обеспечит разрушение корабля в случае его спуска за пределами нашей территории». Подозреваю в подкидывании мысли о необходимости установки системы аварийного подрыва корабля Чертока: ему подчинялась лаборатория по установке систем аварийного подрыва на боевые ракеты в случае отклонения траектории их полета от расчетных параметров. Но ракетной системой воспользоваться было нельзя: для корабля она не годилась, должна быть более сложной.

Этого было нельзя допустить. Во-первых, нелепость по существу: нет у нас ничего секретного, во-вторых — унизительно. В-третьих — мы потеряем много времени на разработку, испытания и установку опасной и сложной системы. Споры в кабинетах, на больших совещаниях — и везде приходилось оставаться в гордом одиночестве. Никто меня не поддерживал, кроме моих инженеров, но их на все эти споры и совещания не приглашали, и помочь они мне ничем не могли.