Маркиз де Мирабо настолько желал примирения, что ему хотелось верить, будто оно уже состоялось, и понемногу он убеждал в этом сына. Два южанина, склонных предаваться химерам, уже устраивали будущее: получив 60 тысяч ливров маркизы де Мариньян, Оноре Габриэль погасит свои долги через Эмили; потом он осушит пруды, отделяющие замок Мариньян от пруда Берр, и станет возделывать эти земли; от этого он уже ожидал годового дохода в 50 тысяч ливров, которые позволят ему занять достойное место в свете. Для осуществления прекрасных планов не хватало только согласия противоположной стороны. Поскольку состояние Мирабо стоило некоторых жертв, брошенный муж решился написать в августе 1781 года ловко сочиненное письмо жене: «Невозможно, чтобы мы были чужды друг другу. Вы были матерью моего сына, вы моя жена, и теперь, когда с моих глаз спала пелена, я уверяю, что не смогу променять вас на другую. Наши интересы, хоть они и перестали быть общими, не противоположны, и я не откажусь легко от надежды увидеть в вас подругу, супругу, счастливый от радости, какую я вам доставлю…»
В этом нескончаемом послании, выстроенном по аналогии с защитной речью, Мирабо расхваливал радости вновь обретенной семейной жизни, описывал очарование жизни, соответствующей общепринятым нормам. Длинное покаянное письмо, которое обмануло бы мудрецов и смягчило тигров, совершенно не тронуло Эмили; ее жизнь соответствовала ее желаниям; она не собиралась терпеть принуждения. Поэтому в архивах не найти ее ответа мужу; известно лишь, что она переговорила с Бальи. Тот посоветовал племяннице возобновить совместную жизнь, но ему ответили, что Оноре Габриэлю следует сначала отправиться воевать на стороне американских «инсургентов» и отличиться там каким-нибудь подвигом.
Бонифаций де Мирабо уже отплыл в Соединенные Штаты на корабле из эскадры Гишена; преследуемый «манией потомства» Друг людей не потерпел бы, чтобы оба сына ввязались в войну по ту сторону океана. Впрочем, Мирабо и не мог по закону поступить на военную службу; он проживал в Биньоне в силу тайного приказа, помещавшего его под надзор отца; если он не выполнит это требование, вступит в силу уже свершившийся заочно смертный приговор, вынесенный в Понтарлье.
Итак, Мирабо ничего не мог предпринять, пока у него вновь «не будет голова на плечах».
V
Идея о том, чтобы рискнуть жизнью, представ перед судом Понтарлье, который мог как вынести новое решение, так и сделать действительным условный смертный приговор, была не лишена величия. Счастливый уверенностью в своем героизме, Мирабо, прежде чем покинуть Биньон, написал Витри, расписав ему все опасности, которым он подвергался. Такое ощущение, что это послание писалось прежде всего для потомства; словно уже предчувствуя свою судьбу, Мирабо ощущал необходимость дать возвышенное обоснование своим действиям.
Найти истинные причины процесса над любовником Софи отнюдь не значит уменьшить к нему интерес: у условного осуждения, довлевшего над Мирабо, были материальные и моральные последствия. Последние — унижение: осужденный был подвергнут «гражданской смерти», то есть лишен всех прав, которых у него еще не отобрало признание недееспособным в 1774 году. Зато, пока не было отозван тайный указ, смертный приговор оставался лишь на бумаге. Финансовой части это не касалось: Мирабо был должен выплатить 40 тысяч ливров в возмещение ущерба господину де Монье; если через пять лет после вынесения заочного приговора обвиняемый не предстанет перед судом, материальные последствия осуждения станут окончательными и не подлежащими обжалованию.
Решение явиться в суд, таким образом, имело целью избежать нового долга в дополнение к другим обязательствам. Наряду с этим соображением было еще и другое, тоже негласное: муж, пораженный в правах, не мог затеять процесс против жены с целью заставить ее возобновить супружескую жизнь, тем более что его собственное прелюбодеяние было делом доказанным.
К юридическим доводам присоединялись человеческие мотивы, столь же лишенные величия: отважиться на процесс в Понтарлье значило необратимо положить конец роману с Софи. Это было настолько очевидно, что Мирабо попытался заранее оправдаться, и, возможно, даже убедил сам себя в том, что отважно защищал свою любовницу. Но брошенная им женщина еще в Жьене поняла, что такого честолюбца не остановит угасшая любовь.
Мирабо хотел быть свободен; точнее, он мог носить цепи, только если получал от этого пользу, пусть даже она сводилась бы единственно к наслаждению. Лафайет [22] Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет (1757–1834) — представитель высшей французской знати. Прославился во время войны за независимость в США (1775–1783). Активный участник Великой французской революции, в которой проявил себя как один из заметных либералов, перейдя позже в лагерь «конституционалистов» и Клуб фейянов. Мирабо, бывший его соратником, являлся в то же время одним из его главных противников в революционном лагере и называл его Жиль Сезар, намекая на Юлия Цезаря.
, довольно посредственный ум, однажды очень верно сказал: «К счастью для господина де Мирабо, он изменял только в духе своих убеждений». Процесс в Понтарлье предвещает политическое поведение будущего трибуна: презрев опасность и рискуя головой, он никогда не забывает о собственной карьере и славе.
Читать дальше