Рене Кастр - Мирабо - Несвершившаяся судьба

Конечно, ярость трибуна была вызвана заботой об общественном благе. Но объективности ради надо уточнить, что ее так же легко объяснить и финансовыми затруднениями: никогда еще Мирабо не приходилось с таким трудом сводить концы с концами, притом что, видит Бог, в этом отношении ни один человек во Франции в последние пятнадцать лет, за исключением министра финансов, не мог бросить в него камень.

Нет сомнений в том, что Мирабо более или менее осознанно связывал тогда представление о материальном благополучии с политической карьерой. Безденежный дворянин, он страдал от того, что не мог не только жуировать, но и жить в соответствии со своим статусом. После открытия Генеральных штатов он получил возможность использовать команду профессионалов для составления речей. Отныне он заботился лишь о форме выступлений — техническая часть была возложена на «мозговой центр», опорой которого были Дюмон и Дю Ровре. Клавьер был советником по финансам и налогам. Впоследствии в команду включили Рейбаза. К этим экспертам следует добавить секретарей. Мирабо нанял на подмогу молодому и неопытному Этьену де Кону разбитного провансальца по имени Пелленк; несмотря на ссоры, последний останется верен своему хозяину до самой смерти. Вся эта команда существовала лишь на вознаграждение, выплачиваемое Мирабо; поскольку к жалованью добавились лишь деньги, ссуженные Ламарком, можно себе представить их положение.

Мирабо и не думал расставаться со своей командой: «Пока у меня есть амбициозные проекты, пока не потерял надежды преуспеть, я не могу распустить свой цех. Это золотые люди; как это верно, что правительство всегда держится на подручных!» В октябре 1789 года содержать сотрудников стало совершенно невозможно; Мирабо с тоской признался Ламарку, ссудившему ему сразу 300 луидоров:

— Всё рухнет самое позднее к концу следующего месяца.

По своей старой привычке, Мирабо выдавал векселя, чтобы вознаградить своих сотрудников и уплатить самые неотложные долги; эти расписки на общую сумму 11 697 ливров оказались в руках банкира Жаннере; тот, действуя по указке политических противников депутата от Экса, обязал его рассчитаться наличными по своим долгам, иначе будет подана жалоба и начато судебное преследование. Несмотря на депутатскую неприкосновенность, карьера Мирабо могла сильно пострадать от нового скандала.

Трибуна это так волновало, что он открылся Лафайету прямо на совещании в Пасси. На следующее утро, у Монморена, Лафайет указал министру на необходимость выделить Мирабо денежный аванс. Монморен дал принципиальное согласие на сумму в 50 тысяч ливров. Поначалу обрадованный, Мирабо быстро отрезвел: 50 тысяч ливров были лишь временным решением, это означало продаться за бесценок и политически деградировать. Тогда Мирабо попросил себе место, оправдывающее существенную поправку его финансового состояния. Монморен предложил посольство, по всей вероятности, в Голландии, без обязательства постоянного проживания.

Ожидая решения этого вопроса, Мирабо часто выступал в Национальном собрании и продолжал формировать несуществующий кабинет. Согласно одному из проектов, найденному в его бумагах, новое правительство должно было состоять из двух частей: в первой, отданной Лафайету, герцог де Ларошфуко становился министром юстиции, Талейран — иностранных дел, Ламбер или Клавьер — финансов; в «части королевы» Ламарк возглавил бы военное ведомство, а Сьейес — министерство образования.

В какой степени эти планы были реалистичны? Нам лишь известно, что во второй половине октября Мария-Антуанетта снова твердо заявила, что считает немыслимым включение в королевский Совет человека с подмоченной репутацией, такой как у Мирабо:

— Министерский пост для Мирабо? Никогда! Дайте ему денег, сколько захочет, но только не министерский портфель!

В представлении королевы должность посла была самым простым способом избавиться от неугодного; так что, судя по всему, переговоры в этом направлении были продолжены. Сначала Мирабо получил задаток в 23 тысячи ливров из рук Лафайета, в счет обещанных 50 тысяч. Пунктом назначения оказалась не Гаага и тем более не Лондон — Константинополь. Это уже начинало походить на изгнание.

Поэтому, переговорив с Ламарком, Мирабо вернул 23 тысячи ливров Лафайету.

Из своего почти отчаянного положения он мог выпутаться только одним способом: получить пост министра по воле Национального собрания.