Арман де Лозен - Записки герцога Лозена

Приблизительно восемнадцать дней спустя после ухода эскадры, вдруг дали знать, что на горизонте появилась эскадра, направляющаяся на всех парусах прямо к острову. Мы все, конечно, тотчас приготовились к атаке и решили, что час нашей гибели настал. Мы никак не думали, что это наша эскадра, но оказалось, что мы ошиблись, это была она. Она так прекрасно маневрировала, что прибыла в гавань Чезапик на двадцать четыре часа раньше английской эскадры, которая, однако, вышла позже ее на три дня. День этот принес с собой торжество королевской армии, но наши враги помешали нашим судам войти в гавань, и Арнольд, таким образом, очутился вне всякой опасности. Де-Лафайэт потерпел фиаско в своем начинании и был этим несколько сконфужен. Некоторые из наших судов были очень повреждены, особенно «Победитель», на котором находился де Лаваль; он сражался, говорят, как лев, но потерял очень много народа.

Я вернулся еще раз в Лебанон, куда де Рошамбо послал меня с поручением собрать как можно больше лошадей для артиллерии и приготовить все для выступления армии. В это время из Франции прибыл фрегат, привезший сына Рошембо, который не мог даже достигнуть хоть того, чтобы над ним не насмехались во Франции, а также де Барра, начальника эскадры, который должен был заменить покойного де Тернэ. Новые инструкции, присланные двором, заставили Рошамбо желать нового свидания с Вашингтоном, чтобы окончательно установить план кампании армии и флота. Генералы свиделись опять в Харфорде.

На этой встрече было официально постановлено, что французская армия дойдет до Северной реки, там соединится с американской армией, и обе соединенные армии подойдут, как можно ближе к Нью-Йорку, эскадра отправится в Бостон. И подождет там морские силы, которые еще должны были прибыть из Европы, так как она не могла считаться в безопасности около Род-Эйланда, который более уже не защищался бы сухопутными войсками.

Де-Рошамбо узнал теперь из писем, полученных из Франции, что те, о ком он больше всего заботился, хуже всего отзывались о нем, особенно де Лаваль, который, вовсе не желая ему зла, написал обо всем откровенно в нескольких письмах, адресованных женщинам, которые не замедлили показать эти письма всем. Я ни слова не писал о нем, это чрезвычайно возвысило меня в его мнении, он стал оказывать мне необыкновенное доверие и даже посвятил в план кампании и непременно хотел, чтобы я оставался у него.

Как только он приехал в Ньюпорт, шевалье Шасселе, пустая голова которого не могла долго останавливаться на одном и том же предмете, предложил вдруг, чтобы наша эскадра оставалась на рейде Род-Эйланда, так как морская армия, которую мы ждали, могла легче всего соединиться с ней в заливе Чезапик, куда потом прибыла бы и наша эскадра. Он переговорил об этом с некоторыми командирами судов, и те согласились с ним. Он настоял тогда на том, чтобы де Рошамбе переговорил об этом с де Барра и собрал по этому поводу военный совет из флотских и сухопутных офицеров. Совет решил, что эскадра должна остаться у Род-Эйланда. Я старался всячески противиться этому решению, но большинство голосов было против меня. Я настоял только на том, чтобы под начальством де Шоази осталось 400 человек французских солдат и немного американской милиции.

Совет поручил мне довести это решение до сведения Вашингтона, я старался отклонить от себя это поручение, так как знал наверное, что он будет возмущен, что на военном совете обсуждали то, что уже давно решено им и Рошамбо. Но, кроме меня, послать было некого. Я отправился, скрепя сердце, в Нью-Виндзор и передал письмо де Рошамбо, написанное очень небрежно и бестолково. Вашингтон пришел от него в такую ярость, что в продолжение трех дней не хотел меня видеть и только потом, благодаря личному расположению ко мне, снизошел до моей просьбы и написал ответ в весьма холодном тоне; он сообщал о том, что остается при своем мнении, высказанном им на конференции в Харфорде, но что он предоставляет Рошамбо право делать, что он хочет, и послал ему необходимые инструкции для созыва нужной ему американской милиции. Мой ответ, переданный еще на словах, привел Рошамбо в большое смущение, и он, по-видимому, раскаивался в своем поступке. Но второй военный совет подтвердил решение первого, и войска стали готовиться к выступлению.

В продолжение всей этой войны англичане отличались необыкновенной недальнозоркостью, они все время делали то, чего не следовало делать и не пользовались преимуществами, которые им часто представлялись. После ухода войск, они могли напасть на эскадру в Род-Эйланде и истребить ее в конец, им это и в голову не пришло. Французская армия проходила по Америке в необыкновенном порядке, с сохранением самой строгой дисциплины, о которой не имели понятия ни английские, ни американские войска.