Вячеслав Бондаренко: Герои Первой мировой

О том, какие чувства испытывал М.В. Алексеев в дни Великого отступления из Польши, свидетельствует его письмо жене с фронта: «Быть может, было бы лучше, если бы я смотрел и переживал все это нервно, суетясь и волнуясь. Но сохранившееся совершенное спокойствие обостряет боль сознания своей беспомощности, заброшенности. Мой легкомысленный начальник штаба Гулевич живет мыслями, что неприятель понес такие потери, что дальше идти некуда и теперь конец. Я так смотреть не могу и не смею, не имею права, ибо могу погубить армию, дать подобие Мукдена, когда мне отрежут путь внутрь России.

Мне было бы легче, если бы я мог плакать, но я не умею теперь сделать и этого. Только тяжелый-тяжелый камень лежит на моей душе, на моем сознании. Нет, не всегда тягота посылается “по силам человека”, видимо, иногда суждено получать свыше сил. Быть может и вероятно, над моими действиями, мыслями, решениями нет Божьего благословения… Горькую чашу этого пью и я, и те, которых я шлю не в бой, а на убой, но я не имею права не сделать этого и без борьбы отдать врагу многое. Но средства все истекают, а настойчивость богатого и предусмотрительного врага не ослабевает. Вот условия борьбы, над которыми глубоко задумываюсь…»

…3 августа на совещании Ставки Верховного главнокомандующего в Волковыске М.В. Алексеев предложил разделить Северо-Западный фронт на два — Северный и Западный. Главкомом Западного, штаб которого разместился в Минске, был назначен сам Алексеев, главкомом Северного (штаб в Пскове) — генерал от инфантерии Н.В. Рузский, у которого Алексеев в марте принимал Северо-Западный фронт. Западный фронт получил следующие задачи: «1) Прочно удерживать в своих руках Гродно-Белостокский район и фронт от верхнего Нарева до Бреста включительно; 2) Прикрывать пути по правому берегу Верхнего Буга к фронту Брест — Кобрин — Пинск — Лунинец». Кроме того, предписывалось «прочно удерживать крепость Брест и ее район». В тот же день М.В. Алексеев своей директивой объявил состав нового фронта. В него вошли 1-я (командующий — генерал от кавалерии А.И. Литвинов), 2-я (командующий — генерал от инфантерии В.В. Смирнов), 3-я (командующий — генерал от инфантерии Л.В. Леш) и 4-я (командующий — генерал от инфантерии А.Е. Эверт) армии. Эти распоряжения Алексеева были одобрены Верховным главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем. Он отметил, что «не желает стеснять никакими указаниями» Алексеева.

Но август 1915-го был не только месяцем Великого отступления — он был еще и месяцем своеобразного «междуцарствия» в руководстве русской армии. 6 августа решение о возложении на себя обязанностей Верховного главнокомандования принял император Николай II. Но в должность он вступил только 23 августа. До этого числа Верховным оставался великий князь Николай Николаевич (о своем скором смещении он узнал только 20 августа). А император через военного министра А.А. Поливанова практически сразу же предложил М.В. Алексееву должность начальника штаба Верховного главнокомандующего (ту самую, которую великий князь Николай Николаевич просил для него еще в июле 1914 года)… А.А. Поливанов так вспоминал обстоятельства своей поездки 9 августа 1915 года к Алексееву: «В Волковыск прибыли, когда начинало темнеть. Командующий занимал маленький домик в центре города. Я не видел генерала Алексеева с мая. Озабоченный тяжелым положением своих войск, он был, однако, как всегда спокоен и сосредоточен. Он выслушал от меня известие о предстоящей ему обязанности обратиться в начальника штаба при Верховном Главнокомандующем — государе, промолвив:

— Придворным быть я, наверно, не сумею…

При столь критическом положении нашего фронта, требующем непрерывного к себе внимания, генерал Алексеев признавал перемену высшего командования в данную минуту безусловно вредной».

Надо сказать, что Алексеев был не одинок в этом своем мнении. Когда 20 августа Николай II сообщил о своем решении возглавить армию членам правительства, восемь министров из тринадцати подали заявления об отставке в знак протеста. Это было связано, во-первых, с тем, что бывший Верховным с 1914 года великий князь Николай Николаевич пользовался немалой популярностью в армии и обществе, а во-вторых, с общим восприятием личности Николая II в стране. Критикуя его решение, члены правительства в резких тонах указывали, что «народ давно, со времен Ходынки и японской кампании считает Государя царем несчастливым, незадачливым», что Николай II никогда не был полководцем, а следовательно, русская армия под его водительством заранее обречена на поражение.