Леонид Видгоф - «Но люблю мою курву-Москву». Осип Мандельштам - поэт и город

Но опубликованная в 2006 году книга М.В. Талова позволяет уточнить время переезда Мандельштамов на улицу Фурманова.

Марк Владимирович Талов – поэт и переводчик, знакомый Мандельштама. С 1913 по 1922 год жил во Франции. Вернувшись на родину, вскоре познакомился с Мандельштамом. В книгу, изданную в 2006 году, вошли его стихи, переводы и воспоминания. С 1931 года М. Талов вел дневник. 18 октября 1933-го помечена запись, говорящая о посещении Мандельштамов в их новой квартире:

«Днем мы [487] были у Мандельштама. <���…> Мандельштамы на новой квартире, своей, собственной, из двух комнат с передней и кухней. Библиотечные полки Осип Эмильевич построил довольно примитивно: с двух сторон положил кирпичи, прикрыл доской, на доске снова кирпичи, снова доска – так он оборудовал несколько рядов. А вообще в квартире пустые стены. Нет у него денег на мебель первой необходимости» [488] .

Таким образом, Мандельштамы поселились на улице Фурманова, очевидно, не позднее 18 октября 1933 года. Работы по дому продолжались: когда они въехали в квартиру, газовая плита и ванна еще не были там установлены.

Квартира 26 находилась на пятом этаже. Внизу, на первом этаже, в этом же подъезде жил писатель-юморист Виктор Ефимович Ардов и хороший знакомый Мандельштама еще с начала 1920-х годов по левому флигелю Дома Герцена поэт Сергей Антонович Клычков.

Лифта не было, но кто о нем думал! Получить отдельную двухкомнатную квартиру после всяческих углов и комнатушек было подарком судьбы, невероятной удачей.

«Квартирка казалась нам очаровательной, – пишет Э. Герштейн. – Маленькая прихожая, напротив – дверь в крошечную кухню, направо – неописуемая роскошь! – ванная, рядом уборная. На той же правой стене вход в жилые комнаты, в первую узкую и длинную проходную, за ней такой же длины, но гораздо шире – большая комната, причем обе они начинались близко от дверей, так что первая почти не ощущалась как проходная. Газовой плиты еще не было, поэтому кухня использовалась как третья жилая комната. Она была предназначена для гостей. Стряпали в прихожей на керосинке, а когда, наконец, плиту привезли, то и ее установили там же» [489] .

Своя квартира, с ванной, с телефоном!

Дом был кооперативным, и, во-первых, нелегко было попасть в список членов кооператива, а во-вторых, нужно было заплатить немалые деньги на строительство. «Энергия Мандельштамов преодолела все препятствия, – пишет Э. Герштейн, и, судя по всему, она имеет в виду в первую очередь Надежду Яковлевну. – Мандельштам был включен в список членов кооператива – кто внес за него деньги и вообще был ли сделан паевой взнос, не знаю – но какая-то неуверенность чувствовалась и продолжалась до самого последнего дня» [490] .

Очевидно, решающую роль в получении квартиры в писательском доме сыграли влияние и помощь Н.И. Бухарина. Благодаря ему, видимо, Мандельштам заключил договор на издание будущего собрания сочинений (договор с ГИХЛом [491] был подписан в конце января 1933 года), и хотя сам поэт не верил, по словам Н. Мандельштам, что это собрание выйдет, деньги в счет будущего издания он получал: «Путешествие в Армению, квартира, пайки, договоры на последующие издания, не осуществленные, но хотя бы оплаченные, что очень существенно, так как О.М. брали измором, не допуская ни к какой работе, – все это дело рук Бухарина». В другом месте той же книги: «…Под натиском Бухарина нам дали голубятню на пятом этаже писательской надстройки» [492] . Некоторое время у Мандельштамов в Нащокинском жил гимназический товарищ Александра Эмильевича, «брата Шуры», который упомянут в воспоминаниях Надежды Яковлевны под прозвищем Бублик. «О.М. часто посылал его с доверенностью в Гослит, – пишет Н. Мандельштам, – и Бублик приносил домой довольно крупные деньги: нам выплачивали 60 % за собрание сочинений, которое так и не увидело света, потому что О.М. не пожелал отказаться от “Путешествия в Армению”, кучи стихов и многих статей» [493] .

Деньги, по крайней мере в качестве паевого взноса, были выплачены: «Наша квартира была кооперативной, и мы заплатили за нее крупные деньги» (Н. Мандельштам, «Воспоминания») [494] . Во втором томе своих мемуаров Н. Мандельштам сообщает: «Очередное собрание сочинений, проданное в Госиздат… Мандельштаму было совершенно безразлично, кто будет снимать, резать и уничтожать книги, а в издание мы не верили. Договор и выплату денег устроил Бухарин, чтобы было хоть что-нибудь на жизнь. На эти деньги – их было совсем мало – мы поехали в Крым, а последняя выплата предстояла поздней осенью. Собрание предполагалось двухтомное, но авторские гонорары были такими нищенскими, что ничего похожего на бюджет дать не могли» [495] .