Евгений Додолев - БереZOVский, разобранный по буквам

— Ни во время взрыва, ни после?

— Именно. Причем я не отношу себя к числу очень смелых людей, но в тот миг испуга не было. Не знаю, может, просто я не до конца понимал, что происходит. Иногда кажется, что и сейчас этого не понимаю.

— Шок?

— Наверное, все-таки нет. Помню все до мельчайших подробностей, за исключением звука взрыва. Я ничего не слышал, только увидел: вспышка, пламя, посыпавшееся стекло, загоревшаяся обшивка салона и одежда… А страха не было.

— Что же тогда? Злость, растерянность?

— В первое мгновение промелькнуло удивление: почему бездействует охрана? Потом я увидел Диму и все понял. В следующую секунду почувствовал, что у меня горят волосы, дымится одежда, и подумал: можно ли выходить из машины, не будут ли там стрелять? Понимаете, времени на то, чтобы испугаться, не оставалось, нужно было выживать. Я выпрыгнул из автомобиля и вдруг ощутил, что стал хуже видеть. Позже выяснилось, что у меня неопасно поврежден один глаз, а тогда я предполагал самое дурное.

— Пламя с себя вы сами сбили?

— Помогли. Такого уж пламени не было, вы не подумайте. Я просто начал слегка гореть.

— Ну как же, понимаю: слегка загорелся. Обычное дело!

— Первым делом я спросил: что с водителем и охраной? Мне сказали, что с Мишей и Димой не очень. Масштабов случившегося я тогда еще не представлял. Правда, я увидел очень много крови на своей одежде и удивился: откуда? Потом я побежал к зеркалу выяснять, что у меня с правым глазом, вижу им или нет. Только после этого меня повезли в больницу, наложили швы, прочистили раны. Больнее всего было рукам. Палец кипятком ошпаришь — итона стену готов лезть, а тут все руки обожжены оказались…

— В том, что взрывное устройство было заложено в «опеле» — вы же занимаетесь продажей автомобилей компании «Дженерал Моторе», а следовательно, и «опелей», — вам не видится скрытый смысл?

— Конечно, можно рассматривать и такую версию. Фантазировать можно до бесконечности. Скажем, когда решался вопрос по Аэрофлоту, в одной из газет появилась направленная против нас статья, в которой упоминался госчиновник Ленский, якобы занимавшийся лоббированием в нашу пользу. Статья была подписана псевдонимом Онегин. Мы все помним, чем закончилась дуэль между Онегиным и Ленским у Пушкина. Можно ли рассматривать эту статью как скрытую угрозу? Поэтому так и с «опелем»: вероятно, намек, а может, и нет.

— Это еще и претензия на крутизну: не какой-нибудь потрепанный «Москвич» рванули, а иномарку.

— Допустим, машина была совсем даже не новая, так что вряд ли тут был расчет на то, чтобы потрясти нас широтой натуры подрывников.

— После неудачного покушения прессой рассматривались четыре варианта вашего поведения. Первый: жить, как жил, и рано или поздно пасть жертвой покушения удавшегося (что, по-моему, глупо). Второй: объявить войну мафии и постараться победить ее (это, думается, трудновыполнимо, если не сказать — нереально). Третий: поменять суровый российский климат на мягкий океанский (похоже, самый простой выход). И четвертое: откупиться, выйти из опасного ряда. Это комментировать я не берусь, предоставляя вам право высказаться.

— Мне кажется, вопрос решен сам собой. Я никуда не уехал, живу и работаю здесь. Войны никому не объявлял, но и откупаться не намерен.

— Но ведь, вероятно, очень тяжело жить с постоянным ощущением дамоклова меча над темечком?

— Непросто. Но и к этому постепенно привыкаешь.

— Ради чего привыкать? Вы весьма богатый человек — даже не по российским, а по мировым меркам. Заработанного хватит и вашим детям, и внукам. Зачем же продолжать балансирование на лезвии ножа?

— После покушения я два месяца лечился в швейцарской клинике. Было время обдумать сложившуюся ситуацию. Конечно, я не могу, как Каданников, сказать, что мне становится скучно, едва я поднимаюсь по трапу самолета, летящего за границу. Нет, мне нравится в Европе, в Америке, но того ритма, которым живет Россия, там нет и подавно. У нас интереснее. Это первое. Второе: не могу сказать, очень я богатый человек или нет. Мои деньги в деле, они не лежат мертвым грузом. Причем бизнес мой целиком и полностью связан с Россией. Конечно, я нашел бы своим капиталам применение и на Западе, но моя Родина — здесь.

— Тем не менее попытка остаться за рубежом была?

— Тема отъезда у меня никогда не возникала. После лечения я сразу вернулся в Россию.