Среди ночи совсем близко послышались шаги и резкие, чужие голоса. Потом над замершими людьми появились силуэты солдат в касках. По дну укрытия скользнул луч карманного фонаря, послышалась команда, из которой понятным было только одно слово "шнелль!" Направленные прямо в лица автоматы разъясняли, чего хотят их владельцы. Когда все, кто находились в окопах, вылезли наверх, один из немцев спрыгнул в яму и принялся перетряхивать пожитки. Он рылся долго, но ничего подходящего для себя не нашел. Тогда, сердито сопя, гитлеровец стал медленно обходить женщин, испуганно прижавшихся к ним детей, трясущихся от страха старух. Приблизившись к Степану Кузьмину, неожиданно выстрелил ему в спину. Другой солдат на глазах у матери убил Анатолия Петрова. Женщина кинулась к фашисту, схватила его за руку, но он отбросил ее ударом сапога и пустил в лежащего Анатолия еще одну пулю.
Оккупанты спешили удрать. Видимо, только поэтому они не расправились с остальными.
Кузьмин умирал мучительно и долго, не теряя сознания. Разрывная пуля прошла рядом с позвоночником. С трудом шевеля губами, он спросил у наклонившегося над ним Быстрова:
- Наши-то пришли? - И когда дед отрицательно покачал головой, вздохнул: Жаль, они бы спасли меня...
Кузьмин умер там же, у ограды кладбища, когда наши части уже входили в Опочку...
- Я видел мать Петрова, - взволнованно проговорил Пигурнов. - Она и сейчас у меня перед глазами. На лице скорбь... ненависть... Надо опубликовать эту историю во фронтовой газете. Пусть каждый боец знает о ней. Пусть в нем еще сильнее горит справедливый огонь ненависти к врагу.
Рассказ Пигурнова произвел на всех нас сильное впечатление.
На следующее утро мы с генералом Тетешкиным поехали посмотреть город. Он был разрушен. Отступая, фашистские вандалы старались оставить после себя мертвую землю. Уцелело мрачное здание полевой жандармерии с темными клетками одиночек в подвале. По выезде из Опочки вдоль Псковского шоссе мы увидели кирпичные корпуса, словно паутиной, опутанные колючей проволокой. Это городской концлагерь. На углах - вышки для часовых. С них как на ладони виден двор, весь разгороженный на квадраты опять же колючкой.
Сколько патриотов провело здесь свои последние часы, сколько советских людей погибло под страшными пытками! Читаем надписи на стенах. Особенно их много в камере .No 20. Предсмертные строчки выведены карандашом или кровью, нацарапаны стеклом или гвоздем. Каждый узник старался оставить хотя бы свое имя.
Всматриваюсь в неровные каракули. "Михайлов Иван, 1924 года рождения. Приговорен к смертной казни".
На внутренней стороне двери совсем еще свежие следы чего-то острого: "Здесь сидело 7 партизан... Одного латыша увели неизвестно куда... Четырех расстреляли 30 июня 1944 года. Одному дали пять лет. Я еще сижу. Судьба неизвестна. К. Ахматорнов. 8 июля 44 года".
Чуть пониже той же рукой дописано: "4 часа. На расстрел иду. Москва, 10, 4-й Грохольский проезд, дом 10, кв. 5. Ахматорнов Костя. 11 июля 44 года".
За три дня до своего ухода немцы угнали на запад всех, кого не успели уничтожить. Остались только вот эти лаконичные фразы. Они взывали к отмщению. И наши войска торопились в Прибалтику, чтобы освободить родную землю, вырвать из лап врага тех, кто еще томился в фашистских застенках, находился под пятой оккупантов.
С приближением советских войск к границам Латвии там заметно активизировалась деятельность партизан. Народ, настрадавшийся под фашистским игом, стремился поскорее его свергнуть, хоть чем-то помочь Красной Армии в разгроме врага. Отряды день ото дня пополнялись новыми бойцами. Приток добровольцев особенно увеличился, когда оккупационные власти объявили мобилизацию девяти призывных возрастов.
Угроза быть облаченным в ненавистный немецкий мундир подхлестнула людей. Они группами потянулись в леса. Даже жестокие расправы с семьями ушедших не помогли. Мобилизация дала жалкие результаты. На пункты сбора явилось от пяти до двадцати процентов подлежащих призыву.
Многие мобилизованные латышские юноши убегали с фронта и также вливались в ряды мстителей. Командир 1-й латышской партизанской бригады В. П. Самсон рассказал, например, как к ним однажды явились сразу 43 бывших легионера с полной выкладкой.
Очень скоро народу в отрядах набралось столько, что стала ощущаться нехватка в оружии и боеприпасах. Поэтому командование фронта решило помочь партизанам. Самолеты 13-го авиаполка Гражданского воздушного флота понесли в зеленую глухомань Лубанской низменности ящики с автоматами, патронами, минами, медикаментами. Летчики сажали машины в темноте на какой-нибудь пятачок. Оттуда они забирали раненых и детей.
Читать дальше