Эрих Гимпель - Шпион для Германии

Когда мы шлюзовались в Панамском канале, нас всех загнали в трюм, чтобы мы не смогли заметить имевшиеся там военные сооружения. В Мексиканском заливе были видны десятки пылающих танкеров, расстрелянных немецкими подводными лодками. По водной глади рыскали американские противолодочные катера, сбрасывая глубинные бомбы. Стоя у поручней, мы смотрели на раскрывающуюся перед нами панораму с воодушевлением, уверовав в окончательную победу: ведь мы были «немцами из Лимы».

В доках Нового Орлеана на ремонте стояло бесчисленное количество поврежденных кораблей. В Атлантике, видимо, кишмя кишели немецкие торпеды.

В Новом Орлеане нас высадили на берег, и далее мы следовали по железной дороге до лагеря для интернированных «Кеннеди» под Сан-Антонио. Там мы получали все, что желали, кроме, конечно, свободы.

По прошествии семи недель я был вызван к коменданту лагеря. Это был человек среднего роста, которого звали Хадсон. Около него сидела красивая, лет двадцати, девушка в пуловере, на спине которого было вышито имя Бетси. Перед нею на столе лежала бумага, и она стенографировала нашу беседу.

— Присаживайтесь, — сказал комендант и предложил мне сигарету. — Вы можете быть направлены в Германию, если пожелаете. Ваше имя стоит в списке интернированных лиц, затребованных немецкой стороной.

— Рад слышать это.

— Но если вы не захотите возвращаться в Германию, то и не надо: это не обязательно. Право на отказ предусмотрено в соглашении. Так что у вас есть возможность остаться в Америке, получить работу и стать американским гражданином. В этом случае вы будете немедленно освобождены.

Бетси посмотрела на меня большими глазами, и я улыбнулся ей.

— Вы будете со мной, если я соглашусь остаться? — спросил я ее.

— Может быть, — молвила она.

— Для меня такого ответа недостаточно, — отреагировал я и обратился к коменданту: — Большое спасибо за предложение, шеф. Но я все же поеду в Германию.

Он пожал мне руку, так как, видимо, поступил бы так же, будь он на моем месте…

На борту корабля, шедшего в Европу, крупными буквами было начертано: «Дипломат». Он плыл под шведским флагом и назывался «Дротнингхольм». Как только мы покинули трехмильную зону, то были освобождены. Многочисленные пассажиры, находившиеся на корабле, делились на две группы: одна боялась подводных лодок и плавучих мин, другая же ничего не боялась.

Командование судна обратилось к пассажирам с просьбой оказывать экипажу помощь в наблюдении за минами. Закутавшись в толстые одеяла, мы сидели на палубе, демонстрируя свое бесстрашие. Но вот по курсу показалась мина, от которой корабль увернулся лишь в последнюю минуту. Конечно, проще было бы ее обезвредить, но мы находились на нейтральном судне, а подрыв мины по существующим определениям приравнивался к ведению боевых действий. И мина поплыла дальше. Кто знает куда…

Корабль буквально полз по океану. Из соображений безопасности он иногда плыл со скоростью не более пяти узлов. Нам встречались грузовые и пассажирские суда с сопровождавшими их конвоями, подводные лодки и самолеты. В районе Фарерских островов нас остановил английский крейсер. Прибывший на борт нашего судна весьма вежливый британский офицер проверил наши документы. А потом потребовал выбросить в море все имевшиеся у нас газеты «в целях безопасности». Это была одна из тех бессмысленных мер, которые сотнями принимаются на войне.

На «Дротнингхольме» судьба предоставила мне еще один шанс уйти от войны. Там я встретил Карен С., шведку. Теперь уже не могу вспомнить, как она выглядела, хотя сохранил в памяти все подробности нашего знакомства. Мы быстро с ней подружились. Это была одна из тех историй, которые начинаются легко и просто, но заканчиваются весьма серьезно. Вместе с ней мы несли минные вахты, в которых добровольно участвовали и женщины. После встречи с Карен я забросил карты и все разговоры на военно-политическую тематику. Мы много смеялись, флиртовали и целовались, совсем забыв про войну. Корабль, однако, хотя и очень медленно, приближался к Европе. Карен загрустила и как-то сказала:

— Скоро нам придется расстаться.

— Да, — ответил я.

— А я этого не хочу, Эрих.

— И я не хочу.

— Разве у нас нет никаких шансов остаться вместе?

— Нет, — сказал я. — Сейчас из этого ничего не получится. Я должен возвратиться в Германию. Там меня ждут.

— А все эта проклятая война, — тяжело вздохнула она. — Война, и ничто другое. Разве обязательно жертвовать всем во имя войны?