Алексей Ивакин - Я живу в ту войну. Поисковые рассказы

А трезв он был, наверное, только по утрам.

Нашли винтовку. Треху. Приклад и цевье, понятно, сгнили. Витек — наш мастер по оружию — снял затвор, вымочил его в масле из-под рыбьих консервов, прочистил ствол, выточил приклад...

Шомпол мы тоже подобрали.

В последний день подарили винтовку местным поисковикам. Патроны тоже были. Стреляли «до усери», как выражалась моя бабушка, Царствие ей небесное.

Не надо волноваться, не надо... Ствол они потом просверлили, говорят, висит в местном музее. Я, правда, не видел, врать не буду. Но говорят.

А мент спал... Спасибо ему, что спал. Он же и рассказывал, как в восьмидесятые годы они приехали по плану антиалкогольной кампании в это же Лезно — изымать самогонные аппараты. Дедок один как раз перепил. Высунул из чердачного окна «Максим» и давай поливать ментов! «Фрицы не пройдут!» — орал. Фрицы-то не прошли который раз, по причине дедовской белой горячки. А вот менты отобрали и пулемет и аппарат. Ну и по шее накостыляли. Как без этого. Погрозили пальцем и уехали. Что с контуженого возьмешь?

В том году я вместе с пушкинскими курсантами увез в «Урале» в Питер мешок железа. Каски там, штыки, гранаты...

Причем гранаты целые. То есть с толом.

Ну и патроны. Куда ж без них.

Приехал. Понес это барахло в местный музей. Сначала там отнекались. Мол, директора нет. Я честно все утащил домой.

А через час за мной пришли...

Слава Тебе Господи, что я родился и вырос с теми пацанами, которые ко мне пришли. А что? Городок-то — тридцать пять тысяч...

Я им все радостно показал: «Вот штык, вот граната!»

Выпили мы тогда много. Очень много. А железо конфисковали. В том числе и тот самый котелок с восемнадцатью фамилиями... У кого-то он сейчас на даче валяется...

Сентябрь это был...

Для многих это ничего не значит. Сентябрь и сентябрь.

Мы в ту ночь ждали поезда до станции Лычково.

А в это время взорвали дом на Гурьянова. Да. Именно в ту ночь. 8 сентября.

Через пять дней взорвут дом на Каширской.

Мы спокойно уехали работать. Мы ничего не знали. И ничего не знали, когда возвращались обратно. Пока не приехали...

Понимаю ФСБ и УВД. Все каналы надо отследить. Но, как обычно, у нас все превращается в фарс.

С того года нас шмонают по-страшному.

Стоим на Московском вокзале в Питере. До отправления — десять минут.

— Ваши документы.

Протягиваю паспорт. Два молоденьких, лет восемнадцати, мента. Стажеры. Рядом кинолог с овчаркой.

У собаки истерика — она исходит слюной, бросаясь на меня, падает на спину, закатывает глаза...

Для нее кошмарный угар пороха, тола и трупов.

— Мы поисковики! — гордо так! — Ребята, мы же свои, мы же...

— Пройдемте!

Рядом пацаны затаскивают рюкзаки в вагон.

— Провожающие, выходим!

— Мужики, поезд... Я командир, вот документы!

— Пройдемте! — железный голос в ответ.

Из поезда, что стоит на другой стороне платформы, выпадывают два пьяных в говно азербайджанца. Или армянина. Или дагестанца. Или... Да не понимаю я в них!

Что они там делали? Тот поезд стоит уже полчаса, если не больше!

Троица ментов кидается в обратную сторону. Забирают под «белы» рученьки кавказцев и уводят. Старший ухмыляется, обернувшись. Я заскакиваю в вагон.

Сашка, белея мордой лица:

— Командир, прости!

Достает из верхнего клапана рюкзака полкило тринитротолуола.

Играю желваками. Прячу взрывчатку в пакет. Жду, жду, жду... Через два часа выкидываю пакет из окна туалета в привыкший ко всему Волхов.

Не люблю ездить с детьми. Следи не следи...

Ехали домой уже они. Пересадка в Новгороде. Подходит наш к местным. Пьяный вдрабадан:

— Мужики, а где здесь сортир? Я тут поисковик...

Мужики оказались ментами в штатском.

Тридцать три патрона и «лимонка» в рюкзаке.

Срок...

— Рюкзак снимите, пожалуйста.

Снимают рюкзак.

Поездные милиционеры делают обыск — «Антитеррор»! — штык. Три патрона. В рабочей одежде.

Дали девчонке два года условно. Вот так.

Сами виноваты. Не люблю ездить с детьми...

Часа три ночи. Сирена. Выскакивают все из землянок — кто в чем.

Облава.

Менты по периметру лагеря. Обыск в землянках и палатках. Ничего не нашли. Дураки...

Когда копали для себя землянку — подняли две гранаты. Выжгли.

Делается это просто.

Когда поднимаешь гранату — «эфка»-то или «РГД» — немецкие реже встречаются, сначала смотришь, есть там взрыватель или нет?