Елена Толстая - Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург

Софья вспоминала о школе Званцевой:

В то время довлела умами молодежи группа «Мир Искусства» [13] «Мир искусства» — петербургское художественное объединение конца 1890-х — начала 1900-х гг., возникшее как молодежный кружок вокруг журнала «Мир искусства» (1898–1904). Во главе и кружка, и журнала стояли А. Н. Бенуа и С. П. Дягилев, в центре были Л. С. Бакст, М. В. Добужинский, Е. Е. Лансере, А. П. Остроумова-Лебедева, K. A. Сомов. Группа включала также И. Я. Билибина, А. Я. Головина, И. Э. Грабаря, К. А. Коровина, Б. М. Кустодиева, Н. К. Рериха, В. А. Серова и др., в ее выставках участвовали и М. А. Врубель, И. И. Левитан, М. В. Нестеров, некоторые иностранные художники. Позже она влилась в состав Союза русских художников, а с 1910 по 1924 г. превратилась в весьма аморфный выставочный союз. — группа художников, ставившая себе в основу крепкую связь русского Искусства с Искусством Запада. Так, Званцева, ученица Репина, примкнувшая к «Миру Искусства», организовала школу во главе с преподавателями Л. С. Бакстом, Анисфельдом [14] Анисфельд Борис Израилевич (1878–1973) — русский художник-импрессионист, петербуржец, близкий к «Миру искусства», входил и в Союз русских художников, впоследствии жил в США. и Петровым-Водкиным по живописи и Добужинским по рисунку. Сомов был другом и частым гостем школы. У меня [нрзб] было много учителей, среди которых было и много известных художников, но такого педагога, как Лев Самойлович Бакст, не было. Это был прирожденный, чрезвычайно талантливый педагог. Бакст <���его внешность и особенности> был рыжим, в очках, небольшого роста. Он был человеком чрезвычайно мнительным — он боялся открытой форточки, сквозняка и, придя на консультацию в школу, накидывал на плечи плед Званцевой. Приходил он 2 раза в неделю. Ставил модель, которая стояла не меньше 2–3 недель. Бакст требовал от нас подробного изучения модели, со всех сторон. Он требовал внимательного изучения ее вплоть до получения силуэта из тонких и толстых живых графических линий. Бакст нам указывал на Энгра, который тонкой, живой, изящной линией добивался без грубого объема таких прекрасных образов, и этот метод требовал от ученика тонкого дарования, тонкого художественного восприятия, и поэтому оседала в школе большей частью молодежь талантливая. Так, вышли из этой школы Тырса [15] Тырса Николай Андреевич (1887–1942) — русский график и живописец, ученик Бакста, знаменитый иллюстратор детской книги, мастер беглого наброска; наряду с Львом Бруни, Львом Жегиным, Николаем Крымовым, Владимиром Фаворским, Робертом Фальком, Артуром Фонвизиным и др. Тырса был однимиз тех художников, творчество которых, сознательно обращенное вовнутрь, избегавшее демонстративной «авангардности», называли «тихим искусством». , Шагал [16] Для Шагала учеба у Бакста стала поворотным моментом в жизни — именно Бакст дал ему путевку в жизнь. Шагал и Дымшиц были соучениками до весны 1910 г. В своих воспоминаниях об учебе в школе Званцевой Шагал упомянул всего только двух человек. «В мастерской среди учеников, — писал он, — графиня Д. Толстая (sic! — Е. Т. ), танцовщик Нижинский» (Шагал: 6). и др. <���рано умершие и поэтому не завоевавшие имени>. Второе качество Бакста-педагога, это было очень внимательное отношение к индивидуальности ученика и всемерное поощрение этой индивидуальности:

<���Приходится рассказать случай, перешедший в анекдоты этой школы. У меня была тяга к монументальным формам, а с другой стороны, к детальному изучению богатства цвета каждого клочка поверхности холста. Эта способность часто шла в ущерб простому понятию, что [,] собственно [,] ты изображаешь, и к дроблению цвета.> Так, мне понравился у модели живот. <���В увлечении я его так разделала> Не заботясь о контурах, дающих понятие о животе, я его обработала с большим увлечением. Впечатление же от него получилось — тир, вделанный в прекрасный витраж. Бакст, увидев этюд, удивленный, заявил, но я ведь вам поставил живую модель, а не тир для стрельбы [17] Юлия Оболенская в своих воспоминаниях о школе Званцевой также упоминала Софью Дымшиц, в частности, и эпизод с пупком: «<���…> в своем смирении перед необъятностью живописных задач никто не брался за изображение целой фигуры, а старались лучше сделать небольшую часть в увеличенном виде, но извлечь из нее maximum выразительности. Так, зашедшие однажды в класс Алексей Толстой и Максимилиан Волошин никак не могли понять, какую часть тела изображал этюд Софьи Дымшиц, и только центр, обозначенный точкою среди громадного холста, заполненного мозаикой различных цветовых пятен, навел их на мысль, что они видят изображение живота». Оболенская Ю. Л. (1889–1945), художник-график, вторая жена К. В. Кандаурова, в своих мемуарах отметила, что жизнь Софьи Дымшиц была иной, обособленной от жизни студийцев и более тесно связанной с жизнью супруга, а через него — с жизнью литературной и художественной богемы Петербурга (Оболенская 2002: 201–204). Мое смущение было очень велико, тем более, что моя индивидуальность не укладывалась в дисциплину школы. Однако Бакст не обескуражил меня, а <���сказал Алексею Ник[олаевичу] Толстому> считал меня <���талантливым> художником с индивидуальным уклоном. Он в этом направлении и развивал меня. Подобный случай был и с худ<���ожником> Шагалом, учеником этой школы. Шагал не только «выжимал» цвет из натуры, но он его и утрировал. Если модель при соответствующем фоне имела зеленоватый тон, он делал модель ярко-зеленой. Бакст в пледе, изящно грассируя, говорил[:] «ведь я вам поставил модель [—] кхасивую девушку, а вы изобхазили „хусапку“», и заключал «пходолжайте в том же духе». В результате, когда Бакст был приглашен в Париж ставить «Шехерезаду» [18] Одноактный балет Н. Римского-Корсакова по его симфонической сюите «Шехеразада», поставленный М. Фокиным в декорациях и костюмах Л. Бакста в Париже в 1910 г. в рамках дягилевских «Русских сезонов». , он пригласил к себе в помощники именно Шагала, <���не ученика>, и дал ему возможность развиться в известного художника. Добужинский <���согласованно с Бакстом> развивал у нас способность замечать характерное в модели и дов[одить] рисунок до объемного силуэта. Петров-Водкин заменил Бакста после его отъезда в Париж. Петрову-Водкину мы обязаны в изучении <���понимании контрастов> цветовых контрастов. Мне трудно было следовать этой дисциплине, так как любовь к мельчению цвета, к перламутровой гамме <���была> мне свойственна, и обобщить одним цветом модель мне казалось бедно. Думаю, что школа Званцевой имеет право на то, чтоб на ней остановиться, так как она дала ученикам, кроме изучения дисциплин, еще [и] большую культуру. Московская художница Оболенская Ю. Л. в свое время об этой школе сделала доклад в Музее Западного Искусства [19] Она работала там научным сотрудником в 1930-х гг. (Дымшиц-Толстая рук. 1: 1–4).