Елена Толстая - Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург

Так, без малейших усилий, даже мрачной избе на болоте придал он свой артистический, веселый уют (Чуковский 1982: 18).

В автобиографической заметке 1913 года Толстой писал:

В 1907 году я встретился с моей теперешней женой и почувствовал, что об руку с ней можно выйти из потемок. Было страшное неудовлетворение семьей, школой и уже умирающими интересами партий. Я начал много читать и писать стихи. Я был уверен в одном, что есть любовь. Теперь я уверен, что в любви рождаются вторично. Любовь есть начало человеческого пути (Петелин 1978: 69).

Союз с Софьей означал для Толстого погружение в первую очередь в среду новаторского — символистского — искусства. Друзьями супругов становятся молодые художники. Именно под влиянием авангардных устремлений этой среды Софья решает вместо консервативной Академии художеств поступать в школу Званцевой [8] Званцева Елизавета Николаевна (1864–1921) — художница, ученица Репина, потом подруга «мирискусников». С 1899 г. в Москве работала ее художественная школа, в которой преподавали К. Коровин, В. Серов и др. В 1906–1916 гг. действовала ее частная художественная мастерская в Петербурге, где вели занятия Л. Бакст, М. Добужинский, Е. Анисфельд, К. Петров-Водкин; в школу приходили рисовать уже сложившиеся художники — А. П. Остроумова-Лебедева, И. Билибин, К. Сомов. Из учеников впоследствии наиболее известными стали М. Шагал и Н. А. Тырса. Кстати, здесь же училась Н. В. Крандиевская, будущая (с 1915 г.) жена Толстого. Школа Званцевой находилась на Таврической улице в Петербурге, в доме № 25, под знаменитой «башней», где в квартире Вяч. Иванова возник один из центров литературно-художественной жизни столицы. В том же доме некоторое время жили М. Кузмин и М. Волошин. Позже Толстые снимали у Званцевой жилье. , где преподают живописцы-новаторы. Вместе с Софьей Толстой входит в мир элитарных художественных поисков и влюбляется в него не меньше, чем в нее самое.

Однако ему здесь не везет. Софья рассказывала в рукописной версии своих мемуаров:

Решив в Академию не поступать, а продолжать учиться в школе Званцевой, мы с Алексеем Николаевичем понесли свои этюды на показ к Баксту [9] Бакст Лев Самойлович (Розенберг, 1866–1924) — знаменитый русский художник, связанный с петербургским объединением «Мир искусства», один из создателей «ардеко», прославившийся в Европе как наиболее яркий театральный художник Русских сезонов Дягилева. . У Алексея Николаевича были абсолютно грамотные этюды, и наше удивление было велико, когда Бакст забраковал их, сказав, что художником Алексей Николаевич никогда не будет, и что касается меня, то по решению Бакста я должна серьезно учиться, так как у меня есть дарование. Алексей Николаевич огорчился, но Баксту поверил и окончательно повернул в сторону литературы (Дымшиц-Толстая рук. I: 2).

Этот эпизод в печатной версии 1982 г. имеет следующий вид:

Придя в школу со своими этюдами и рисунками, мы попали к Баксту, который очень несправедливо отнесся к работам Алексея Николаевича, талантливым и своеобразным. «Из вас, — сказал Бакст Толстому, — кроме ремесленника, ничего не получится. Художником вы не будете. Занимайтесь лучше литературой. А Софья Исааковна пусть учится живописи». Алексея Николаевича этот «приговор» несколько разочаровал, но он с ним почему-то сразу согласился. Думаю, что это не была капитуляция перед авторитетом Бакста, а, скорее, иное: решение целиком уйти в литературную работу. С этого времени началось у нас, так сказать, разделение труда. «Мирискусники» (Бакст, Сомов [10] Со́мов Константин Андреевич (1869–1939) — русский живописец и график, известный портретист, участник объединения «Мир искусства». С 1923 г. жил во Франции. , Добужинский [11] Добужинский Мстислав Валерианович (1875–1957) — русский график, член «Мира искусства», работал и преподавал в Петербурге. В 1924 г. репатриировался в родную Литву. Затем жил в Англии и США. ) одобряли мои первые работы. Алексей Николаевич обратил на себя своим крепнущим поэтическим талантом внимание литературных кругов (Дымшиц-Толстая: 1982: 61–62).

Начальный и конечный вид этого эпизода демонстрируют, до какой степени окончательный печатный вариант его отличался от нашего первоначального. Зыбким оказывается даже содержание. «Грамотные» этюды задним числом превращаются в «талантливые и своеобразные».

Как бы то ни было, Бакст советует Толстому бросить живопись, что вновь толкает его к поэзии. Однако живопись не только остается в круге его интересов; он научается видеть как художник и впоследствии достигнет поразительных успехов в визуальной изобразительности в поэзии и прозе. Удивительно, что этот аспект его творчества до сих пор остается неохваченным [12] Я отмечала параллели между общими принципами «Бубнового валета» и жизнерадостным примитивизмом толстовской ранней прозы и драматургии с установкой на лубочную архаику, грубую стилизацию, утрировку национальных элементов, фарс, анекдот и мелодраму (Толстая 2006: 166). . Его четкое чувство художественной формы также во многом будет обязано этому периоду художественного ученичества.