— Будьте добры удостовериться, сэр, что исчез также и ваш коммодорский брейд-вымпел!
Повисла страшная тишина, а коммодор пристально посмотрел на командира своего собственного флагманского корабля.
— Брейд-вымпел действительно исчез сегодня утром, сэр — вынужден был признать тот, — полагаю, ночью ветер унес его за борт. Я уже обратился в интендантскую службу порта за новым. Прошу прощения, что не доложил об этом, сэр!
Коммодор вновь взглянул на мичмана, его брови поднялись еще выше. С минуту он молча смотрел на молодого офицера, а затем рявкнул:
— Прошу его принести сюда!
— Есть, сэр! — откликнулся Хорнблауэр и исчез.
Еще до захода солнца эта история стала известна всему Портсмуту, а корабельный колокол уже без дальнейших пояснений вернулся на свое штатное место.»
Наверняка все это так и было, но Хоутон не рассказал всей истории до конца, возможно потому, что просто не знал, чем она закончилась. Несколькими днями позже в Портсмут прибыла «Аретьюза» (38 пушек), известный фрегат, под командой уже известного моряка, сэра Эдварда Пеллью. Вообще-то, «Аретьюза» базировалась на Фальмут, но Пеллью хотел осмотреть «Неустанный», поскольку намеревался просить о назначении на этот корабль, как только он будет готов к выходу в море. Мак Таггард, с которым Пеллью некогда вместе служил во время последней войны, пригласил капитана на обед и за вином рассказал ему историю о колоколе и о вымпеле, историю, которая некоторым образом компрометировала и его самого. Пеллью заинтересовался ею и спросил, кто такой этот мичман. Имя Хорнблауэр ничего ему не говорило, зато многое сказало название «Модест». Что же делал этот энергичный молодой человек на старой плавбазе, замершей на вечном якоре? Мак Таггард, вспомнил, возможно, с некоторым усилием, что Хорнблауэр дрался на дуэли с другим мичманом, в результате чего их пришлось разделить. Еще более заинтригованный, сэр Эдвард попросил капитана Финча прислать Хорнблауэра к нему на «Аретьюзу». Разговор, который произошел между ними, стал поворотным пунктом в карьере Хорнблауэра и спустя много лет, он так описывал его своему другу:
Пеллью:
— Мне рассказывал о вас коммодор из Портсмута. Меня интересует, что вы делаете на «Модесте». Это же строевая служба, на которой молодой человек не может познать морскую практику. Вы теряете время!
Хорнблауэр:
— Да, сэр. Но мне удалось использовать это время для того, чтобы изучить кораблестроительное дело, большей частью, на палубе «Неустанного».
Пеллью:
— На самом деле? И что вы думаете об этом корабле?
Хорнблауэр:
— Существует опасность, что при предусматриваемых мачтах и реях, центр тяжести будет находиться слишком низко.
Пеллью:
— Вы едва успели поступить на службу и уже полагаете, что знаете больше, чем Адмиралтейский Совет!
Хорнблауэр:
— Полагаю, сэр, что если бы здесь был капитан Шенк, то он приказал бы уменьшить количество балласта.
Пеллью:
— Так вы знаете Шенка, моего старого корабельного друга? Великий Боже! А может, вы еще и в бридж играете?
Хорнблауэр:
— Да, сэр!
Пеллью:
— Ну, тогда решено. Нам как раз нужен на корабле четвертый игрок. Так что я имею удовольствие предложить вам место мичмана на «Аретьюзе». Полагаю, что капитан Финч согласится на ваш перевод. В любом случае, прошу передать ему, что мы отплываем сегодня в полдень и что в девять утра вы должны быть на пирсе в Салли-порт.
Хорнблауэр:
— Так точно, сэр и благодарю вас, сэр!
Это один из тех редких случаев, когда нам известно, какие (более или менее) слова действительно были произнесены. События, которые имели место после них, вымышлены, однако мы имеем все моральные основания допускать, что они все-таки произошли. Можно со всем вероятием полагать, что за все время пребывания на плавказарме, Хорнблауэр держался подальше от «Голубых Столбов». Он был слишком горд, чтобы рискнуть на встречу с другими молодыми людьми, которые неминуемо бы спросили его: «С какого ты корабля», и улыбнулись снисходительно в ответ на неизбежное: «С «Модеста». Но в то прекрасное утро в апреле 1794 года, он наверняка хоть ненадолго, но навестил это кафе. Кто-то мог спросить его «С какого корабля?» — и ничто не могло бы прозвучать более емко, нежели лаконичное: «С «Аретьюзы». И в этот момент весь переполненный зал должен был взглянуть на него с почтением. Конечно, нельзя быть уверенными в том, что так в действительности произошло. Возможно, молодые мичмана интересовались только друг другом. Хуже того, возможно, что вообще никого не было в тот момент в «Голубых Столбах». Знаем только, что Хорнблауэр был в восхищении от того, что попал на фрегат, и к тому же еще на такой знаменитый фрегат, которым командовал сам сэр Эдвард Пеллью. Это, должно быть, было великое мгновение, когда он докладывал о прибытии для дальнейшего прохождения службы и впервые почувствовал, что стал (или скоро станет) членом сплоченной команды.
Читать дальше