Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

К сражениям Ева относилась с поразительной наивностью. Алоис Винбауэр говорит:

В победах вермахта она видела личный триумф Гитлера и приходила чуть ли не в экстаз от радости; поражения же составляли часть коварного заговора против ее ненаглядного возлюбленного. Но тот, кто спешил к ней в Оберзальцберг, изменился. Она рассказывала своей кузине Гертрауд об их долгих прогулках наедине и бесцельных разговорах о погоде и о собаках и как он под конец останавливался и смотрел вдаль невидящим взором. Рассказывала и о тягостных вечерах за просмотром фильмов, и о бессонных ночах, исполненных мучительной тревоги.

Часто говорят, что Гитлер отдавал приказы нечетко, предоставляя другим истолковывать их по-своему, предпочитая не вдаваться в детали и не наблюдать последствия лично. (Однако Альберт Шпеер с этим не согласен: «Не думаю, чтобы он особенно занимался техническими аспектами, но решения, в том числе о замене расстрелов газовыми камерами, принадлежали ему по той простой причине, что — как мне, увы, хорошо известно — ни одно важное действие не предпринималось без его одобрения».) Криста Шрёдер, старший секретарь фюрера, утверждает в мемуарах: «Всегда найдутся такие, кто скажет: все варварство совершалось без ведома Гитлера. Я точно знаю, что Гиммлер подробно докладывал Гитлеру о происходящем в лагерях. Он считал эти зверства необходимыми для своего режима». Большинство лагерей уничтожения располагалось в Польше, отчасти потому, что большинство истребленных евреев — три с половиной миллиона — были польского происхождения, но также и с целью уберечь местное немецкое население от лишнего стресса (надо полагать, от лицезрения непрерывно прибывающих изможденных узников и от запаха горящей плоти). В редкие моменты, когда личный поезд Гитлера проезжал мимо лагеря, он распоряжался опустить жалюзи на окнах. Игнорирование неприглядных фактов является прерогативой диктатора, которой он любезно делится с окружающими его женщинами.

Немецкие обыватели тоже старались держаться подальше от грохочущих железных гусениц, направляющихся в «трудовые лагеря» по всей Европе. Евреев, большевиков, цыган, свидетелей Иеговы, гомосексуалистов — всех заталкивали в поезда, стоящие на путях, ведущих к Черным Событиям, запирая двери вагонов на засовы, завинчивающиеся сверху болтами. За время войны две из шестидесяти тысяч железнодорожных составов Германии были отведены для подобных перевозок. Начиная с весны 1942 года несметное количество людей задохнулось в газовых камерах, и концентрационные лагеря кишели скелетообразными существами, в буквальном смысле заработавшимися до смерти. Очень немногие гражданские лица имели точные сведения, еще меньше тех, кто все еще пытался разобраться в чем-то, что наводняло их сознание новыми, неприятными догадками — о чем?

Сами евреи тоже не всегда оставались бессловесными жертвами, покорившимися судьбе. Некоторые проявляли необыкновенное мужество и достоинство. Один раввин, прибывший в Собибор, отказался верить успокоительным речам, которыми встречали евреев во избежание массовой истерии. Зажав в кулаке горсть песка, он произнес: «Видите, как песчинка за песчинкой просачивается сквозь мои пальцы и ветер уносит их? То же будет с вами. Вся ваша великая империя рассеется, как пыль, как клуб дыма». Его пристрелили на месте. Трогательнее всего прозвучали слова еврейской девочки лет пяти, когда надсмотрщик грубо схватил ее годовалого братишку: «Уберите от моего милого братика ваши руки, с них кровь капает. Я теперь ему мама, и умрет он у меня на руках, вместе со мной!»

На конференции в Ваннзее 20 января 1942 года — проведенной, что интересно, без фюрера — Рейнхард Гейдрих, которому Геринг поручил принять все необходимые меры по избавлению Европы от евреев, заявил, что на Востоке они будут заморены голодом или непосильным трудом, а выжившие — уничтожены «более прямыми способами».

То, что в Западной Европе приходилось делать тайком, под покровом ночи, на Востоке можно было творить без оглядки на чувствительность местных жителей.

К лету 1941 года военные действия в Советском Союзе стали использоваться как предлог для этнических убийств. Послание Гитлера гласило: «Что ведет к успеху, то правильно. Щепетильность — преступление против немецкого народа… Ни один немец, принимающий участие в операциях, не несет ответственности за совершение насилия, ни с дисциплинарной, ни с юридической точки зрения». Сражение с врагом — само по себе варварское действо, но немецкие войска сопровождали его немыслимыми бесчинствами. Беспробудно пьяные солдаты вешали, насиловали, расстреливали и пытали мирных жителей. Тысячи фотографий запечатлели массовые казни через повешение, расстрелы подозреваемых в партизанстве. Тела их разложены, словно добыча веселой аристократической компании, заснятая на память об удачной охоте. Палачи тупо пялятся в объектив, не испытывая, похоже, ни отвращения, ни потрясения. Если на их лицах что-то и написано, так это страстное желание увековечить нечто из ряда вон выходящее, мгновение своей абсолютной власти над другими человеческими существами. Гитлер отказывался признавать жестокость своих солдат, которая, по мере их продвижения на Восток, становилась все отвратительнее.