Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Всю жизнь моя мать называла евреев «жидами» и предупреждала меня об их жадности и лживости, особенно в денежных делах. Зная ее доброе сердце, я пытаюсь извинить ее, напоминая себе о том, что это были обычные взгляды и привычные выражения ее молодости, — в то время слова «жид» или «черномазый» считались вполне приемлемыми. Язык, полный предрассудков, на современный вкус, никого не смущал. Молодая Эдит Шрёдер не имела личных счетов к евреям, а после войны, когда раскрылась правда о лагерях смерти, Дита Хелпс — английская жена и мать — испытывала сложные чувства.

Подобно Еве, моя мать не задавала вопросов и не желала слышать ответы, даже по поводу одноклассников, с которыми вместе росла. С другой стороны, мой дедушка, поддерживавший деловые отношения с евреями в силу своей профессии ювелира и торговца бриллиантами, восхищался ими и терпеть не мог Гитлера. Миллионы немцев откликнулись на просьбу фюрера пожертвовать личное золото на военные нужды, на производство вооружения и самолетов. Женщины расставались с обручальными кольцами во имя обороны страны. Но не дедушка. Золото кормило его. Темной ночью он закопал его в саду и по окончании войны откопал — в целости и сохранности. Мне нравилось это вопиющие неповиновение.

Моя мать не желала обсуждать судьбу евреев, и убедить ее поговорить об этом было практически невозможно. Однажды, когда она была в весьма почтенном возрасте и уже становилась рассеянной и забывчивой, я спросила: «Мама, а в твоей семье были евреи?» На лице ее мелькнула тень смятения.

«Что-что, дорогая?»

«Кто-нибудь из членов семьи был евреем?»

«Не-е-ет — их же, кажется, проверяли, понимаешь, на… чистоту. И они прошли». (То есть это она знала.)

Пауза. Затем: «А в твоей семье были?»

«Мамочка, моя семья и есть твоя семья».

«Ах, да. — Пауза. — У меня когда-то были очень хорошие друзья-евреи».

Ходили упорные слухи, что Ева по меньшей мере дважды заступалась за мюнхенских евреев, и Гитлер пощадил их. Поскольку она училась только в католических школах, то речь вряд ли могла идти о прежних одноклассниках; возможно, это были знакомые родителей — какой-нибудь врач, например, доктор Маркс, в приемной которого Ильзе работала много лет до замужества. Мне не удалось отыскать надежный источник, подтверждающий такого рода информацию. Тем не менее Гленн Инфилд, не слишком компетентный, мягко говоря, исследователь жизни Евы и ее окружения, заявляет, что бывшая соседка семьи Браун — пожилая еврейка по имени Перл Скляр — говорила о Еве: «Очень добрая девочка. Она проводила много времени со мной, зная, что мне одиноко. Это было до того, как она познакомилась с Гитлером». (В таком случае Еве было лет пятнадцать: не тот возраст, в котором общительные девочки, пользующиеся успехом, тратят долгие часы, навещая одиноких старых дам.) Инфилд добавляет: «Она (Перл Скляр) уверена, что Ева спасла ей жизнь, потому что многие ее еврейские друзья из Мюнхена погибли в концлагерях». Достоверность этой истории, к сожалению, под большим вопросом.

Гитта Серени, предоставляющая только проверенные сведения, склонялась к мнению, что Ева, вероятно, время от времени вступалась за евреев. «Я смутно помню, — говорила она, — что какой-то еврейский не то врач, не то ученый получил протекцию. Как-то раз, по словам Шпеера, ей удалось выпросить для кого-то почетное арийское гражданство, и, конечно, это была протекция, чистой воды протекция». И далее: «Говорю почти против воли, но просто для протокола: она, кроме того, помогала некоторым евреям в Баварии. В ее положении она могла это сделать — и делала. Ничего сверхъестественного, но, знаете ли, даже небольшая помощь тогда была существенна».

Гертрауд внесла свою лепту: «Когда дело касалось несправедливости по отношению к другим людям или нарушения их прав, она [Ева] умела твердо стоять на своем и добиваться желаемого». Но она же поведала историю, выставляющую Еву в дурном свете и показывающую, что она не намеревалась как-либо воздействовать на Гитлера:

У нас была тетя, монахиня, а войска в то время занимали монастыри, так что тетя спросила Еву:

«Не могла бы ты помочь нам остаться в монастыре?»

И знаете, что Ева ответила?

«Отрастите волосы».

Она имела в виду: если вам придется покинуть монастырь, то так никто не догадается, что вы монахиня. Она не имела влияния и не пыталась за него бороться.

С другой стороны, Фанни Браун на перекрестном допросе после войны не упоминала об этом эпизоде, хотя он затрагивает ее сестру Анни, но осуждала дочь за то, что та не сделала большего для гонимых евреев. «В конце концов, каждая женщина имеет известную власть, если она так близка с мужчиной, как Ева с Гитлером, и ей следовало повлиять на него, когда он, как она знала, поступал дурно [курсив мой. — А.Л.]».