Эдвин Лефевр - Воспоминания биржевого спекулянта

Он несколько секунд пытался справиться с дыханием, а потом опять заорал:

– Посмотрите на их цену! На цену!

Пришлось мне встать и посмотреть на ленту телеграфа.

– Сейчас их цена тридцать один с четвертью.

– Да, тридцать один с четвертью, а у меня на руках куча этих акций!

– Я знаю, что у вас на руках было шестьдесят тысяч. И они были у вас очень долго, потому что, когда вы вложились в «Грей стоув»…

Но он не дал мне закончить фразу. Он сказал:

– Но я после этого купил еще уйму. И за некоторые выложил по сорок. И все это теперь висит на мне!

Он смотрел на меня с такой враждебностью, что я не нашел лучшего ответа:

– Но я не давал вам совета их покупать.

– Чего вы мне не давали?

– Я не давал вам совета загружаться этими акциями.

– Я и не говорю, что вы советовали. Но вы сказали, что намерены взвинтить цену…

– Зачем мне это было нужно? – перебил я.

Он был настолько взбешен, что лишился дара речи. Когда к нему опять вернулся голос, он продолжил:

– Вы собирались поднять их курс. У вас были деньги для этого.

– Деньги были. Но я не купил ни одной акции.

Это был последний удар.

– У вас было больше четырех миллионов на это и вы не купили ни одной акции? Ни одной?

– Ни единой! – повторил я.

К этому моменту он был уже настолько взбешен, что утратил дар членораздельной речи. Потом он, наконец, сумел произнести:

– Ну и как бы ты назвал эту свою игру?

Он явно готов был обвинить меня во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Глядя ему в глаза, я мог бы тогда прочесть целый перечень их. Поэтому мне пришлось заявить следующее:

– Я знаю, в чем ты меня хочешь обвинить. В том, что я не купил у тебя по пятьдесят с хвостиком акции, которые ты сам купил ниже сорока. Так ведь?

– Нет, не так. У тебя был колл-опцион на сорок и четыре миллиона, чтобы задрать цену.

– Да, но я не тронул денег, и синдикат от моих операций не потерял ни цента.

– Слушай сюда, Ливингстон… – начал он.

Но я не дал ему сказать ни единого слова.

– Нет, слушай сюда ты, Вульф. Ты знал, что двести тысяч акций, принадлежавших тебе, Кейну и Гордону, были связаны и что на рынок не выбросят большое число акций, если я задеру цены, а это я должен был сделать по двум причинам: чтобы создать рынок для этих акций, раз, и чтобы получить прибыль от колл-опциона на сорок. Но тебе было мало получить сорок за шестьдесят тысяч акций, которые у тебя месяцами лежали без движения, и тебе было мало твоей доли в прибыли синдиката, если бы она случилась. Поэтому ты решил закупить уйму акций по цене ниже сорока, чтобы потом, когда я на деньги синдиката подниму цену, а ты был уверен, что я так и сделаю, разгрузить их на меня. Тебе достаточно было купить акции раньше меня и сбросить их раньше меня, и, вероятнее всего, ты бы разгрузил их именно на меня. Подозреваю, что ты рассчитывал, что я подниму цену до шестидесяти. Все было так: ты, скорее всего, купил десять тысяч акций, как раз чтобы их сбросить, а чтобы все было наверняка, ты успел нашептать каждому в США, Канаде и Мексике, и тебя совсем не тревожили мои дополнительные трудности. Все твои приятели были в курсе того, что я намерен сделать. А ты собирался славировать между ними и мною и сыграть лучше всех. Твои личные друзья по твоей наводке закупили акции и поделились подсказкой со своими друзьями, а те со своими и так далее. Так что если бы я наконец приступил к продаже, то выяснил бы, что меня успели опередить тысячи хитрозадых спекулянтов. Ты, Вульф, повел себя как настоящий друг. Ты себе не представляешь, как меня поразило, когда «Объединенные печи» пошли вверх еще до того, как я успел подумать о покупке акций. Но ты уж точно не в силах представить, как я благодарю судьбу, что сумел от лица синдиката продать сто тысяч акций примерно по сорок людям, которые собирались их же разгрузить на меня по пятьдесят или шестьдесят. Я действительно повел себя как идиот, когда не использовал четыре миллиона, чтобы дать им заработать? Деньги были мне даны, чтобы покупать на них акции, да, но только если бы я счел это нужным. Мне это не понадобилось.

Джошуа был ветераном Уолл-стрит, а потому не стал путать дело с эмоциями. Выслушав меня, он мгновенно остыл и, дав мне закончить, дружелюбно спросил:

– Послушай сюда, Ларри, дружище, а что же нам делать?

– Делайте, что хотите.

– Ну, не кипятись. Что бы ты сделал, будучи на нашем месте?

– А знаешь, что бы я сделал, – задумчиво ответил я, – если бы был на вашем месте?