Аркадий КУДРЯ - Верещагин

Со временем к нему придет слава, но и тогда он будет удивлять российское общество своими экстравагантными действиями.

Летом Василий уезжает в Пертовку, рисует родных, окрестные виды. А затем — вновь учеба, академические задания, целесообразность которых он всё чаще ставит под сомнение. В свободные часы Верещагин продолжает резать гравюры для издания Жемчужникова «Живописная Украина». С помощью знакомых художников подвернулась возможность принять участие в иллюстрировании книги «История России в картинках». Среди выполненных им рисунков — далеко не простые по сюжету: «Крещение киевлян», «Князь Глеб карает волхвов», «Встреча иконы Владимирской Божьей Матери на Куликовом поле». С целью более глубокого изучения истории Верещагин, по совету Льва Жемчужникова, посещает публичные лекции Н. И. Костомарова.

Зимой 1862/63 года он создает две иллюстрации к произведениям Лермонтова — «Демону» и «Герою нашего времени» — для журнала «Северное сияние». Первую из них редакция забраковала, но вторая, с изображением прогуливающейся княжны Мери и стоящих поодаль Печорина с Грушницким, была опубликована. Фигуры людей на ней были выполнены на фоне типично кавказского пейзажа. Очевидно, к тому времени Верещагин был уже немало наслышан о Кавказе, его природных красотах и свободолюбивых жителях гор. Тема эта волновала российскую общественность с тех пор, как началась длительная Кавказская война (1817–1864). Вероятно, знал Верещагин и о том, что эта тема стала определяющей в творчестве вице-президента Академии художеств князя Гагарина. В академической библиотеке, куда Василий частенько заходил, он мог видеть акварели, выполненные на Кавказе совместно Г. Г. Гагариным и М. Ю. Лермонтовым, и листать красочные альбомы с работами Гагарина «Живописный Кавказ» и «Костюмы Кавказа», изданные в 1857 году в Париже. Рисунок Верещагина к роману Лермонтова свидетельствует о том, что Кавказ начинает занимать всё более заметное место в мыслях и душе молодого художника.

Но иногда, ради хлеба насущного, приходилось браться за такую работу, к которой сердце совершенно не лежало. Однажды, вспоминал Верещагин, некий офицер попросил его скрытно исполнить портрет его умирающей старушки-матери: потому, мол, и решил увековечить ее на портрете, что предвидит скорый конец. Сын боялся, как бы матушка его не заупрямилась и не отказалась позировать. Офицер предложил молодому художнику прийти к ней под видом доктора и, расспрашивая о здоровье, в то же время набросать в блокноте рисунок. Верещагин согласился, о чем потом горько пожалел. Во время беседы с «врачом», когда тот уже начал тайно рисовать, старушка вдруг проявила беспокойство и подозрительность, и лишь настойчивость сына заставила художника довести дело с рисунком до конца. Наградой же за этот труд стала сунутая офицером в передней трехрублевая кредитка.

К началу 1863 года относится первый опыт Верещагина в области литературного творчества — очерк «Из рассказов крестьянина-охотника». Поскольку охота в разных краях имеет свою специфику, автор в подзаголовке пояснил, что повествование ведет охотник Череповецкого уезда Новгородской губернии. Нет сомнения, что всеми хитростями различных видов охоты — на оленей и лосей, на волков и медведей, на норок, куниц, лисиц и зайцев — с автором поделился хорошо знакомый ему человек, скорее всего житель Пертовки. В первом издании рассказа, вошедшего в книгу Верещагина «Очерки, наброски, воспоминания», опубликованную в 1883 году, есть и гравированный портрет этого бывалого охотника, выполненный автором. По лицу его, с глубоко запавшими глазами, с проступающей в бороде сединой, видно, что он многое в жизни пережил, много дум передумал. Речь шла о прошлых временах крепостной зависимости: «Мы хоть из-за оброка ходим… а господа из-за чего ездят? Из-за потехи…» Будучи уже известным художником и живя в Париже, Верещагин показал эту свою пробу пера заядлому охотнику И. С. Тургеневу и получил от него одобрительный отзыв. Однако в 1863 году, когда автору важно было поощрение его литературных опытов, да и гонорар бы пригодился, опубликовать очерк не удалось. Из редакции газеты «Голос», куда Верещагин отнес его, никаких известий не было. Когда же он вновь заглянул в редакцию, чтобы напомнить о себе, некий «толстый господин» отыскал его рукопись и со словами «Извольте, это такая гадость» протянул обескураженному автору.

К этому времени у Верещагина созрело решение на время расстаться с академией, уехать куда-нибудь подальше и вволю порисовать «на свободе». Те жесткие рамки и условные формы, в которых стремилась держать воспитанников система академической учебы, основательно его тяготили. Своим намерением он поделился с Ф. Ф. Львовым. Попытки Федора Федоровича отговорить талантливого ученика от этой затеи, убедить, что в «свободное плавание» ему отправляться рановато, ни к чему не привели. Тогда Львов помог Верещагину оформить своего рода «творческий отпуск». Перед отъездом в дальний путь ему, для подтверждения статуса, была выдана копия официального документа, где говорилось: «Ученик Императорской Академии художеств Василий Васильевич Верещагин отправляется в отпуск для художественных занятий на юг (на Кавказ) на неопределенное время до окончания занятий». Уехать именно на Кавказ он окончательно решил после того, как на квартире Бейдемана познакомился с его и Жемчужникова другом, художником-пейзажистом Львом Феликсовичем Лагорио. Тот вновь собирался на Кавказ, где бывал уже дважды, видел боевые операции и даже принимал в них участие. Его рассказы окончательно убедили Верещагина в том, что он должен ехать именно в этот горный край, воспетый Пушкиным, Лермонтовым и молодым современным писателем Львом Толстым, чья «кавказская повесть» «Казаки» лишь недавно появилась в печати — в январском номере «Русского вестника» за 1863 год — и сразу привлекла к себе внимание.