Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Иными словами, caveat emptor: берегись, покупатель.

И, разумеется, подобные предостережения были рассыпаны по документам почти каждого хедж-фонда на рынке. Похоже, те, кто инвестировал куда больше, чем мог позволить себе потерять, не верили всерьез, что и в самом деле могут потерять все. Уж наверное, все эти башковитые управляющие фондами, сами кровно заинтересованные в высоких прибылях, держат ухо востро и сумеют распознать мошенничество, если что?

Скучные предупреждения о том, что за более высокие прибыли, которые производит хедж-фонд, ты принимаешь на себя более высокие риски, большинством воспринималось как юридическое крючкотворство, и только. Можно спать спокойно.

Заключительный маневр, который в ноябре 2005 года осуществил Мэдофф, чтобы вытащить из крутого штопора свою финансовую пирамиду, состоял в том, чтобы его фидер-фонды существенно повысили процентную ставку по вкладам и стали еще привлекательнее для инвесторов. Так, в 2006 году доходы вкладчиков фонда Fairfield Sentry по сравнению с 2005-м выросли почти на треть. Это была дерзкая авантюра. Если бы Мэдофф не угадал точку, в которой, вечно балансируя между жадностью и страхом, пребывали на тот момент его инвесторы, такой шаг привел бы к катастрофическим последствиям: если бы изъятия не прекратились, повышенный процент только ускорил бы исчезновение его денег.

Но на финансовом ландшафте начала 2007 года подобный риск не вызывал особой тревоги. Цены на недвижимость росли многие годы, и казалось, что так будет всегда. Индекс S&P 500 почти вернул позиции, утраченные после хайтек-коллапса в 2000 году. Даже многострадальный сводный индекс NASDAQ восстановился на уровне января 1999 года, когда интернет-пузырь еще не лопнул. Дерегулирование фондового рынка по-прежнему казалось превосходной идеей. Превосходной идеей представлялся и креативный финансовый инжиниринг, породивший деривативные ноты Fairfield Sentry и несметное число других сложных деривативов, которые с энтузиазмом восприняли институциональные инвесторы всего мира.

В глубинах, недоступных вниманию публики, к лету 2007 года многое уже рушилось – для Мэдоффа и для страны.

В собственном царстве Мэдоффа банкиры и управляющие хедж-фондов начинали косо посматривать на его скрытность и неизменные результаты. Быстрый рост числа инвесторов его хедж-фонда и построение всех этих сложных деривативов увеличили внимание к нему банковских кругов. Множество банковских экспертных команд все больше беспокоило то, что они узнавали (и то, чего не узнавали) при встречах с управляющими различных донорских фондов Мэдоффа. К 2007 году руководство крупного банка, обслуживающего его клиентов из числа хедж-фондов, искало способов юридической защиты с иммунитетом от любой ответственности на случай, если деяния Мэдоффа закончатся плохо.

Подозрения росли и в JPMorgan Chase, давнем банке-партнере самого Мэдоффа, – или, по крайней мере, у некоторых руководителей банка. 15 июня 2007 года руководитель одного инвестиционного банка конгломерата Chase по управлению рисками разослал некоторым коллегам электронное письмо: «Спешу поделиться: сижу за ланчем с [имя другого представителя руководства Chase], он только что сказал, будто все знают, что вокруг Мэдоффа сгущаются тучи, вроде бы его прибыли – результат финансовой пирамиды». К счастью для пирамиды, у банкиров Chase не прибавилось ни внимания, ни недоверия, так что Мэдофф мог и дальше беспрепятственно переводить миллиарды долларов со счетов и на счета Chase, и вопросов ему не задавали. Но перешептывание с каждым днем становилось все громче.

Если взглянуть на картину событий шире, то основания карточного домика Уолл-стрит задрожали. Росло число просроченных ипотечных закладных, ипотечные деривативы слабели, а банки Уолл-стрит и их аналитики были обеспокоены долгами множества страховых компаний и хедж-фондов, которые обильно инвестировали в обваливающиеся ипотечные деривативы.

Даже если большинство не обладающих инсайдом инвесторов фондового рынка все еще не видело причины для тревоги, то ощущал ли сам Берни Мэдофф с его «чутьем на рынок», до чего хрупкой становится ситуация? Уловил ли он ветер растущих сомнений? Подозревал ли, что его время на исходе?