Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Около десяти утра на командный пост Ричардса прибывают двое полицейских. Ричардс должен немедленно спуститься вниз. В вестибюль прорвались вкладчики Мэдоффа, человек тридцать – сорок, прибывают репортеры, и эта толкотня начинает беспокоить службу охраны здания. Ричардс быстро направляется к лифтам.

Вкладчики встревожены, но ведут себя тихо и прилично – если не сказать образцово, с учетом того, что многим из них грозит разорение. Собравшиеся здесь, в приглушенном свете рождественских украшений, это, можно сказать, представители десятков тысяч людей по всему миру, пострадавших из-за чудовищной аферы Мэдоффа, – представители всех поверивших ему вдов, всех вкладчиков «второго поколения», всех рабочих-строителей, секретарей стоматологических приемных, учителей на пенсии, владельцев небольших ресторанов, электриков, страховых агентов, не самых преуспевающих врачей и адвокатов, всех тех, кто вдруг оказался в категории жертв Мэдоффа.

Ричардс объясняет им, что никаких сведений об их личных счетах у него еще нет и что он не может даже предположительно сказать, когда появятся такие сведения. Здесь, в вестибюле, они, к сожалению, ничего не смогут узнать. Толпа постепенно рассеивается, и Ричардс возвращается наверх.

В конце весны 1962 года двадцатичетырехлетнему трейдеру с Уолл-стрит по имени Бернард Лоуренс Мэдофф грозило разорение.

Мэдофф начал собственный брокерский бизнес, еще будучи студентом последнего курса Университета Хофстра (штат Нью-Йорк), зимой 1959/60 года, на заре буйного десятилетия, которое войдет в историю под именем «годы гоу-гоу». Время было лихорадочное, шальное, время продувных бестий наподобие персонажей фильмов братьев Маркс. И на Уолл-стрит в те дни не было территории более зыбкой и коварной, чем внебиржевой рынок ценных бумаг – ВРЦБ: там-то юный Берни Мэдофф и рискнул раскинуть шатер.

Современным инвесторам трудно представить себе громадный, децентрализованный и слабо регулируемый ВРЦБ шестидесятых. На Нью-Йоркской фондовой бирже – так называемом Большом табло – долгое время заправляла Мейн-стрит [2] , точнее хозяева Мейн-стрит. Лишь немногие пенсионные или целевые фонды владели простыми акциями, так что преобладающее большинство ежедневных ордеров-распоряжений исходило от индивидуальных инвесторов, людей состоятельных, которые при всех передрягах на рынке чувствовали себя достаточно уверенно. Их опекали семейные биржевые брокеры. Заботясь о долгосрочной стабильности трастовых фондов своих детей, такие инвесторы покупали акции железнодорожных компаний, инфраструктурных предприятий, производителей автомобилей и стали – то есть голубые фишки, которые они знали и понимали: зачастую они сами же и управляли соответствующими компаниями либо значились их учредителями. При желании они могли хоть каждый день следить за котировками своих акций, достаточно было открыть вечернюю газету.

Однако после Второй мировой войны, как грибы после дождя, повсеместно стали возникать компании, делавшие ставку на развитие новых технологий. И вместе с тем семейные компании с немногочисленными сторонними держателями акций остро нуждались в привлечении капитала для роста. Бумаги этих малоизвестных и слабо представленных на рынке компаний – некоторым суждено было впоследствии стать известными брендами, такими как Anheuser-Busch, Barnes-Hind, Cannon Mills, Tampax, Kaiser Steel, H. B. Fuller, – не могли пройти строгий листинг престижной Нью-Йоркской биржи или ее младших сестер в других городах страны. Но это не означало, что их бумаги не торгуются. На таких бумагах и держался ВРЦБ, где Берни Мэдофф застолбил место в начале 1960-х и где он начал богатеть.

Не он один, разумеется, в ту пору многие разбогатели. 1960 год, когда распахнула двери фирма Мэдоффа, пришелся на завершающий этап самого длинного в истории страны «бычьего» (растущего) рынка – этот невиданный подъем начался в 1949 году и продлился до 31 декабря 1961 года. За это время цены голубых фишек в соответствии с индексом Доу-Джонса для акций промышленных компаний выросли более чем в четыре раза со средним приростом почти 13 % в год. После краткого периода «медвежьего» (падающего) рынка в первой половине 1962 года (эта ныне забытая встряска едва не разорила Берни Мэдоффа) вновь пошло веселье – примерно теми же темпами до самого конца 1960-х.

И это доходы от консервативных голубых фишек, которые торговались на Большом табло. Выигрыши на более рискованном ВРЦБ в период «бычьего» рынка шестидесятых плохо документированы, но, по крайней мере, одно исследование оценивает их как впятеро превышающие промышленный индекс Доу-Джонса. Эти выигрыши на биржевом курсе напоминают хайтек-пузырь конца XX века или финансовые пирамиды всех веков. Так что инвесторы Мэдоффа, вспоминающие годовые прибыли в 20 %, возможно, не страдают забывчивостью: такие прибыли не особенно настораживали в эпоху, когда иные открытые инвестфонды за год удваивали свои активы.