Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Дело Мэдоффа, мошенничество глобального масштаба, задевшее несколько поколений, преподало миру новый тяжелый урок о природе далеко не нового преступления. Мошеннические пирамиды по сути своей двояки. Как и ограбление, пирамида подразумевает перемещение богатства. Но, в отличие от ограбления, богатство здесь перемещается не только от жертвы к злоумышленнику, но и от жертвы к жертве. Это преступление, совершаемое прошлым против будущего; а в настоящем, на пике успеха, пирамида на удивление безвредна.

Возможно, тем, кто строит пирамиду, это помогает ладить с собой. Не режешь ножом, чтобы отобрать бумажник, не бьешь по голове, чтобы угнать роскошную машину, не похищаешь ребенка, угрожая пистолетом. Не видишь ужаса на лицах, крови, горя, отчаяния. Поначалу видишь одну только благодарность.

Преступление выглядит так благопристойно – пока не грянет гром. Но до тех пор любой, кому понадобится изъять деньги для личного употребления или на благое дело, может беспрепятственно их забрать. А те, кто их не забирает, тоже не тревожатся за свое богатство и чувствуют себя в безопасности от мировых финансовых невзгод. Пока деньги не иссякнут, народ любит афериста и благодарен ему. С чего бы ему страдать?

Нет сомнений, что именно так Берни Мэдофф и жил день за днем. Он не видел «жертв», он видел только «бенефициаров». Легко понять, как это соблазнительно. Кто не мечтал вытянуть счастливый билет и поиграть в бога, раздающего направо и налево деньги без счету, кто не мечтал ощутить пьянящий восторг, веселое всесилие?.. Пока гром не грянет, вероятность, что кто-то когда-то пострадает, остается всего лишь вероятностью. В конце концов, он мог и не дожить до развязки. А может, раньше случился бы конец света, как он надеялся.

А может быть, и того лучше – нашелся бы выход! Эли Визель говорил о способности преступника вообразить преступление, о котором его жертвы не в состоянии даже помыслить. Верно – но почему в таком случае не предположить, что преступник сумеет изобрести способ уйти от ответственности за свои действия? Если Мэдоффу хватило воображения, чтобы совершить преступление исторического масштаба, то, несомненно, ему, как всякому аферисту, хватило воображения и на мечту выйти сухим из воды. «Тут все спрашивают меня, почему я попросту не сбежал, – писал он в электронном письме из тюрьмы. – В последние несколько лет у меня были, конечно, возможности припрятать деньги, при моих-то связях… Но, по правде говоря, я всерьез об этом не задумывался. Наверное, мне не хотелось думать о том, что я у кого-то краду. Где-то в голове у меня сидела мысль, что я сумею все уладить… каким бы абсурдом это сегодня ни казалось». Преступники не скованы логикой, иначе не было бы никаких пирамид, логических выходов из которых для афериста раз, два и обчелся – самоубийство, тюрьма или жизнь пугливого беглеца.

Если бы Берни Мэдофф, несмотря на всеобщее обожание, в своем отражении в зеркале видел только жулика, он был бы честнее с самим собой, чем большинство из нас. Но, как всякий аферист, он потому умел изо дня в день смотреть в глаза своим, что они вовсе не казались жертвами, до самых последних дней и недель, когда – и тому есть неоспоримые свидетельства – он уже не находил себе места от страха и безысходности, как любой пойманный с поличным, загнанный в угол человек.

Такова финансовая пирамида: преступление эгоцентриста – не садиста. Испытывать удовольствие от чужой боли – не то же самое, что управлять финансовой пирамидой. Да никакой боли и нет до последних мгновений. Ты помогаешь, а не истязаешь. И эту изначально ложную иллюзию каждый благодарный клиент, что ни день, подпитывает словами: «Благослови тебя бог, Берни!»

Но пирамида Мэдоффа не просто подтвердила то, что мы всегда знали об этом виде преступлений. Она впечатала в нашу душу новый урок.

Все финансовые пирамиды перемещают богатство от одной жертвы к другой. Но ввиду специфики многих жертв Мэдоффа – благотворительных учреждений, целевых фондов, крупных филантропов, великодушных людей со всех ступеней экономической лестницы, – его пирамида перемещала богатство еще и от отдельных жертв в более широкое сообщество. Выходит, Мэдофф грабил Петра, чтобы заплатить Павлу, а Павел отдал награбленные деньги в помощь всем остальным, в помощь всем нам.