Пит Бест - Джон Леннон, Битлз и... я

Нас грубо втолкнули внутрь и бросили на скамейку, на которой мы изнывали больше получаса в тишине, прерываемой лишь сварливыми замечаниями, в частности, все время повторявшимся «инцидент в „Бамби Кино“». Мы с Полом решили прикинуться глухими и наивными. Не мог же, в самом деле, загоревшийся кусок старой обивки перерасти в «инцидент».

Наконец, один из полицейских комиссариата, с виду чином повыше, чем другие, отвел нас в совершенно пустое помещение, огражденное решеткой и освещенное одной-единственной голой лампочкой. Больше часа он нам вкручивал мозги, приставая с расспросами насчет «инцидента в „Бамби Кино“». Может быть, допрос не длился бы так долго, если бы комиссар лучше знал английский. Впрочем, из всего сказанного явствовало одно: он был убежден в нашей виновности.

— Я обвиняю вас в том, что вы спровоцировали инцидент в кинотеатре, — заключил он, добавив, что истцом является некто Бруно Кошмайдер: это нас не слишком удивило. Но первоначальное спокойствие мгновенно было утрачено. И Пол, и я, оба мы начали дергаться, когда поняли всю серьезность ситуации. Нужно было найти какой-нибудь выход; в конце концов, мы не являлись германскими гражданами, и они не имели права так поступать с нами. У нас оставался единственный шанс.

— Можем мы позвонить британскому консулу? — спросил я.

— Не можете, — отрезал офицер.

Несмотря на квазиарктический холод, мы были все в испарине, когда пришел полицейский врач. Он устроил нам небольшой осмотр с раздеванием до пояса и заставил несколько раз кашлянуть. Потом мы были официально обвинены в совершении преступления, после чего офицер несколько обнадежил нас, объявив, что процедура окончена и мы можем идти.

Снова появились люди в штатском и опять затолкали нас в полицейскую машину. «А! Тем лучше, — думали мы, — наконец-то мы приедем к себе, в наши теплые постельки, и сможем наконец выспаться». Однако мы утешались недолго.

— Ведь мы едем не к «Топ Тену»! — вскричал Пол, опомнившись и разглядывая непривычный пейзаж, проплывавший за окном. И точно, мы направлялись к центральной гамбургской тюрьме, с ее высокими кирпичными стенами и двойными железными воротами.

Ворота распахнулись, и, когда машина въехала, захлопнулись за ней с мрачным металлическим скрежетом, говорившим нам о том, что теперь мы отрезаны от цивилизации.

«Получив» нас, — по другому не скажешь! — они сняли с нас куртки и пояса: это чтобы мы не могли покончить с собой. Затем, зажав с двух сторон, они силой повели нас по темным коридорам мимо зловещих зарешеченных камер, в которых сидели люди в полосатых пижамах.

Наконец нас привели в одну из камер третьего этажа, вся меблировка которой состояла из двухместных нар. Не считая двери, там было всего одно-единственное отверстие, а именно зарешеченное окошко на высоте трех метров от пола, пропускавшее с улицы ледяной воздух. Дверь за нами захлопнулась, и нас оставили одних.

Мы с Полом были совершенно раздавлены. Вероятно, это был конец. Тюряга! Если у БИТЛЗ и было какое-то будущее, то теперь оно представлялось нам в самых мрачных красках. Мы были в полном отчаяньи; совершенно измочаленные, мы повалились на койки. Но ни о каком сне, который позволил бы нам отдохнуть и забыть о действительности, не могло быть и речи. Дверь распахнулась, и появился тюремный охранник, сжимая пистолет:

— Не ложиться на кушетки! — приказал он хмуро. — Оставаться сидеть, — продолжал он, делая жест рукой. — Ноги — на землю! Руки — по сторонам кроватей!..

Мы сделали, как он сказал, и он ушел, снова нас заперев. Так мы и остались сидеть, как два идиота, в полном молчании и без всякой надежды.

Приблизительно через час, когда у нас затекли конечности от неподвижного сидения, и скука нас одолела, мы догадались забраться на верхнюю койку и выглянуть из окна. Внизу, во дворе, арестанты ходили по кругу: кругом и кругом; мы наблюдали за этим без всякого энтузиазма. Может быть, мы присоединимся к ним в недалеком будущем…

Мы были заперты уже почти три часа, когда ключ в замке повернулся, и мы снова увидели двух горилл, так нагло прервавших наш сон в «Топ Тене». Нас снова грубо проволокли к тюремному входу, где нам возвратили куртки и пояса и еще раз бесцеремонно засунули в полицейскую машину.

По дороге мы поняли, что опять едем не в «Топ Тен». Нас везли в аэропорт.

— Зачем? — спрашивали мы оба, но никто не пожелал отвечать на наши вопросы.

Только по прибытии в зал аэропорта одна из горилл заговорила: