Николай Раевский: Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта

Я чувствую себя немного уставшим от массы впечатлений за этот памятный день, но завтра надо ехать обратно, а мне еще о многом хочется расспросить хозяев. Оказывается, у Вельсбургов есть еще один замок, где-то в Австрии, и там тоже немало портретов. Есть какие-то и русские портреты и в имении Krasno, в четырех километрах от Бродзян. Оно принадлежит потомкам брата барона Густава. Кто изображен на этих «русских портретах», сейчас уже никто не может сказать. Когда-нибудь, я надеюсь, очередь дойдет и до Krasno, и до замка в Австрии.

Вечером мы долго беседуем в малой гостиной при мягком свете свечей. Сидим в тех самых старинных креслах, в которых сиживали когда-то стареющие сестры – генеральша Ланская, приехавшая в гости из России 24, и баронесса Фогель фон Фризенгоф.

Ночую я в комнате с готическими сводами. Это самая древняя часть замка. Теперь здесь апартамент для гостей.

Утром, как и накануне, солнечно, но холодно – весна в этом году запоздала. После кофе иду с Вельсбургом пройтись по парку. Он невелик, но хорошо распланирован, в английском вкусе. Старые, толстые деревья – липы, дубы, ясени, вязы, лужайки с видами на замок, громадные кусты сирени. Им, вероятно, не меньше 100 лет. Небольшая белая беседка с ампирными колоннами выстроена, должно быть, по желанию одной из русских хозяек Бродзян – в средней Европе ампирных построек почти нет. Ворота вроде яснополянских. Тоже напоминают Россию. О них я уже упоминал. Сам двухэтажный охряно-желтый замок сравнительно невелик и совсем не роскошен. В нижнем этаже – помещения для гостей и службы, во втором этаже – жилые комнаты. Не зная архитектуры, вида здания описывать не берусь. Оно красиво, но единого стиля во всяком случае нет. Одна часть построена в середине XVIII века, главный корпус, вероятно, в семнадцатом столетии, а библиотека пристроена уже в XIX веке. Когда-то все здание было окружено рвом, но Фризенгофы, приобретя замок, уничтожили этот остаток старины.

Из парка мы поднимаемся к часовне. Вельсбург открывает склеп. Первым от входа на бетонном постаменте стоит серебристый с золотом гроб Александры Николаевны с немецкой надписью на щитке 25:

FREIFRAU ALEXANDRINE VOGEL VON FRIESENHOFF

GEBORENE GONTSCHAROW

1811 † 9 VIII 1891

Итак, Александра Николаевна скончалась восьмидесяти лет от роду, в последнем десятилетии прошлого века. С глубоким волнением я смотрю на гроб этой женщины, которая была так близка Пушкину, что в своей семье ей одной он сказал о предстоящей дуэли.

В замке мне показывают ее вещи: письменный стол, привезенный из России, столовое серебро, массивные очень хорошие вещи, маленькие настольные часы под стеклянным колпаком – очень скромный подарок императрицы фрейлине Гончаровой, несколько печатей для писем (одна из них с гербами Фризенгофов и Гончаровых).

Молодая хозяйка замка старается не пропустить ничего, что, по ее мнению, может меня интересовать. На пальце у нее старинное золотое кольцо с большой бирюзой. Графиня снимает его и подает мне:

«– Вот, посмотрите… Оно перешло ко мне после смерти герцогини, а ей досталось от матери. Говорят, у вас в России был обычай дарить такие кольца невестам на счастье.

«– Это кольцо известно в литературе, его носил Пушкин…»

Я передаю удивленным слушателям (при разговоре присутствовал Георг Вельсбург и мать графини) известный рассказ В. Ф. Вяземской, записанный Бартеневым. Трудно предположить, чтобы у Александры Николаевны было два одинаковых кольца. Значит, это то самое, которое у нее на время взял Пушкин. Никогда не думал, что мне будет суждено его увидеть и держать в руках.

Но это еще не все. Меня приглашают в спальню посмотреть драгоценности Натальи Густавовны. На дне шкатулки замечаю тонкую золотую цепочку, потемневшую от времени.

«– Может быть, и это будет Вам интересно. Она принадлежала madame Alexandrine».

Молча кланяюсь, беря в руки эту цепочку. Пожалуй, самая волнующая реликвия из всех, которые я видел в Бродянах. Поведать ее историю хозяевам замка не решаюсь. Доказать этого нельзя, но, быть может, это та самая цепочка, которую смертельно раненный поэт просил Вяземскую передать Александре Николаевне после его смерти и притом непременно без свидетелей.

Отдыхая перед отъездом в отведенной мне комнате, я мысленно подвожу итоги своей разведывательной поездки. Архивы мне показать не предложили и, едва познакомившись с хозяевами, я не счел возможным об этом просить. Надо подождать.

Все, что я узнал и увидел в Бродянах, заставляет думать, что автографы Пушкина разыскивать здесь безнадежно. Если они и были у Александры Николаевны (что очень вероятно), то, выйдя замуж за Фризенгофа, с собой за границу она их во всяком случае не взяла.