Джеффри Робинсон - Принцесса Монако

Вдоль пляжа стрекочет одинокий вертолет.

В ресторане La Vigie, стоящем на утесе позади розовых оштукатуренных стен отеля Old Beach, уже начали накрывать шведский стол. Тем временем мимо на лодке с навесным мотором проплывает какой-то старик. Две женщины решили с утра пораньше искупаться. О чем-то разговаривая, они по-собачьи плывут к буйку.

Вдоль улицы, ведущей к Ле-Роше, садовники подстригают розовые кусты. Из порта неторопливо выплывает чья-то огромная яхта.

Полицейский в безукоризненно отутюженной красно-белой форме управляет уличным движением на Place d’Armes.

Некогда знаменитый теннисист позирует фотографу рядом с бассейном перед тем, как отправиться на корты теннисного клуба, чтобы следующие три часа отрабатывать там пресловутый закрытый удар.

Две довольно симпатичные молоденькие немки возвращаются из ночного клуба в свою крошечную однокомнатную квартиру.

Итальянский подросток стоит за барной стойкой в Moane, моет стаканы и слушает портативный радиоприемник, а его коллега-француз ставит перевернутые стулья на столы, чтобы помыть пол.

Немолодой мужчина в синем рабочем халате пылесосит ковры в казино.

Пожилая женщина в черном идет по узким улочкам Ле-Роше к собору Непорочного Зачатия, который местные жители именуют собором Святого Николая.

Квартал пуст, если не считать одинокого полицейского, который медленно прохаживается перед Океанографическим музеем, и священника в черной рясе, решившего отдохнуть перед мессой на ступеньках собора.

Пожилая женщина в черном кивает священнику и входит под темные своды собора. Здесь она крестится, что-то бормочет себе под нос и спешит мимо алтаря к двум мраморным плитам.

На одной написано RAINIERIVS III.

На другой — GRATIA PATRICIA.

Женщина осеняет себя крестным знамением, останавливается, потом выходит из церкви и быстро идет к площади перед дворцом.

Вход во дворец охраняют два карабинера, третий стоит рядом с небольшой боковой дверью, четвертый прохаживается по улице, где тяжелая черная цепь не дает парковать машины.

Пожилая женщина в черном останавливается в конце улицы и смотрит на дворец. Увидев над ним княжеский штандарт, она кивает и снова крестится.

С ее места за рабочим столом в довольно просторном кабинете на верхнем этаже дворцовой башни открывался вид на яхты в гавани и невысокую скалу по другую сторону под названием Монте-Карло.

Эту комнату княгиня отделала в бледно-зеленых и бледно-желтых тонах. В середине — внушительных размеров диван, привезенный из Филадельфии. По обе стороны от него заваленные журналами столики.

Здесь повсюду фотографии ее семьи в серебряных рамках — на ее рабочем столе, на журнальных столиках, на полках. На стенах — картины и рисунки. Самое любимое полотно — огромный пейзаж Нью-Йорка, выполненный маслом.

И вот, глядя на пустой лист бумаги, думая о письме, которое ей не хочется, но предстоит писать, женщина, которая распрощалась с голливудской славой актрисы Грейс Келли, чтобы стать княгиней Монакской Грейс, взяла ручку и своим четким, аккуратным почерком вывела сверху: «18 июня 1962 года».

Это было начало.

«Дорогой Хич» , — продолжила она.

Неужели прошло уже двенадцать лет?

В 1950 году она, начинающая актриса, живущая в Нью-Йорке, получила предложение от студии Twentieth Century Fox пройти черно-белую пробу на роль, которую так и не получила.

Однако пробу увидел режиссер Фред Циммерман и через два года пригласил ее на роль в фильме «Ровно в полдень» (High Noon), где ее партнером стал знаменитый Гэри Купер.

Это была ее первая большая роль в кино.

И хотя зрителям понравилась красивая молодая актриса, «Оскар» за лучшую роль достался все-таки Гэри Куперу. Имя Грейс Келли даже не значилось на афише. В рецензии, опубликованной в The New York Times, ее имя было упомянуто лишь вскользь.

Ту черно-белую пробу посмотрел режиссер Джон Форд и решил, что в Грейс чувствуется «воспитание, утонченность и аристократизм». Он убедил руководство студии MGM привезти начинающую актрису в Лос-Анджелес на пробу для фильма «Могамбо» (Mogambo), который он собирался снимать в Африке с участием Кларка Гейбла и Авы Гарднер.

Роль была ее, если она хотела, а Грейс хотела, однако на MGM потребовали, чтобы в таком случае она подписала контракт на семь лет. Студия обязалась платить Грейс 850 долларов в неделю — для многих по тем временам огромные деньги, хотя по голливудским меркам сумма была весьма скромной.