Максим Капитановский - Все очень непросто

Шли годы, людские дела и поступки закономерно отражались на фреске, как на портрете Дориана Грея.

Мао Цзедун, начавший поругивать из Китая советскую власть, был заменен на простого китайца с честным и раскосым лицом.

Таким образом, простой русский, горячо пожимающий длинной рукой руку простому китайцу, прекрасно вписывался в известную тогда формулу «Русский с китайцем — братья на век», но китайцы, по-видимому, мало заботящиеся о фреске, устроили известную провокацию на острове Даманском, и разгневанная бригада патриотически настроенных художников быстро замалевала их румяными русскими комсомольцами, по виду напоминавшими бывших детдомовцев, а ныне бригаду коммунистического труда. Причем закрашены были только сидящие, и диковато косили глазом представители разных национальностей на то, как их бравый русский предводитель жмет руку явно бригадиру приятных комсомольцев, почему-то китайцу.

Чтобы не отрывать настоящих художников от их соцреализма, местный ресторанный мазила встал на стремянку и, не мудрствуя лукаво, пририсовал последнему китайцу темные очки, моментально превратив его в слепого.

Еще ранее, во время борьбы с алкоголем фужеры, находящиеся в руках у некоторых участников этой потрясающей пьянки, были заменены на национальные флажки, а бутылки на столе — на блюда с теми же помидорами.

Последний штрих внес новый директор ресторана, узнавший из газет о предстоящем отделении некоторых республик. Он приказал удалить все национальные признаки, а на флажках нарисовать нейтральные олимпийские кольца.

В результате на фреске оказались изображены тридцать человек в бесформенной одежде, видимо, имевшие какое-то отношение к спорту, плюс один стройный симпатичный слепой, напрягший длинную руку, чтобы выдернуть своего визави на другую сторону.

Все они нагло улыбаются и жадно поедают помидоры за громадным правительственным столом.

Поглядывая на фреску и оркестр, комиссия мощно «в два горла» жрала халявный коньяк, не забывая с глубокомысленным видом рисовать на листках чертиков и многозначительно переглядываться.

Бойкий высокий бас-гитарист, кривясь от отвращения, объявил следующую композицию: композитор Мишель Легран — «Шербурские зонтики».

И тут еще раз мельком взглянув на слепого с длинной рукой, я мгновенно вспомнил, где и когда я видел этого интересного басиста.

Было это четыре года назад. Не знаю, уж каким ветром меня тогда занесло в кабак гостиницы Ленинградская, кажется разнашивал новые джинсы или еще что.

Одним словом, сижу в огромном зале, заказал что-то коричневое, ковыряюсь. Времени около семи часов. Опытным взглядом окинув подготовленную сцену, чувствую — сейчас появятся музыканты. Народ уже почти готов. Слева пристроилась компания лиц кавказской национальности с тремя пышными блондинками. Мужчины — ничего себе — средних лет, но вполне симпатичные. У всех троих на обеих руках часы надеты «Ролекс», величиной с кулак.

Я прямо позавидовал, но вспомнил, как однажды приехали мы в Тбилиси на гастроли. Тбилиси весной — просто заглядение. Кругом: шашлыки, вино, знаменитое кавказское гостеприимство. Каждый второй — князь; у меня до сих пор штук десять визиток лежит: князь …адзе, князь …швили. В общем гастроли прошли великолепно. А в последний день я отправился коньяк покупать.

Мой непьющий отец просил меня привезти в подарок его другу. Ну, выяснил я у знакомых, где погребок винный поколоритней и пошел.

Действительно, подвальчик, как с картины Пиросмани: из стен старые бочки торчат, на полках старинные бутылки, а за прилавком дядька стоит с такими усами, что Семен Михайлович Буденный мог бы у него служить разве только ординарцем.

Я коньяк не очень люблю и плохо в нем разбираюсь, поэтому решил купить самый дорогой. Шарю глазами по наклейкам: ага, вот он — КВ (аж 24 рубля).

Подаю деньги, а продавец спрашивает:

— Тэбэ сам пить или в подарок? — В подарок, — говорю.

— Тогда, давай двадцать сэм рублей.

Ну, думаю, здесь законы свои (чай, не у себя в Москве), покорно добавил еще трешку.

Продавец достает из-под прилавка тазик с водой и тряпку, в три секунды смывает старую этикетку и, достав жестом фокусника из своей огромной кепки новую, приклеивает ее на ни о чем не подозревающую бутылку.

Я читаю: КВКВВККВ, то есть, марочный-распромарочный, пулеводонепроницаемый, противозачаточный.

Этот отцов друг у меня потом в ногах валялся, все благодарил и пятьсот рублей всучить собирался.