Надежда Киценко: Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Изучение личности о. Иоанна выводит на целый ряд весьма значимых для понимания русской политической истории и духовной культуры проблем. Здесь и роль Русской православной церкви в последние десятилетия существования Российской империи, и образ народного благочестия, и гендерные различия вероисповедания, и взаимное переплетение традиционных и новых обычаев почитания святых, и, наконец, политический контекст диалога Церкви и общества.

Удивительно, но устоявшиеся в русской культуре представления о народном благочестии не подходят для описания о. Иоанна, хотя современники и указывали на его «всенародную» известность. Видимо, в данном случае само понятие «народный» оказывается неоднозначным в силу определенной условности и искусственности деления социокультурных феноменов на «высокие» и «низкие» {7} 7 См., в частности, работы: Zemon Davis N. Some Tasks and Themes in the Study of Popular Religion // Trinkhaus Ch. (ed.). The Pursuit of Holiness in Late Medieval and Renaissance Religion. Papers from the University of Michigan Conference on Late Medieval and Renaissance Religion. Leiden, 1974. P. 307–336; Carroll M. Veiled Threats: The Logic of Popular Catholicism in Italy. Baltimore, 1996. P. 5–6; Harline C. Official Religion — Popular Religion in Recent Historiography of the Catholic Reformation // Archive for Reformation History. № 81 (1990). P. 239–262. . Применительно к России «народный» подразумевает «деревенский», «крестьянский» или даже «пролетарский» в противоположность «городскому» или «элитарному» {8} 8 Например, об отождествлении понятий «деревенский» и «народный» см.: Shevzov V. Popular Orthodoxy in Late Imperial Rural Russia. Ph.D. diss. Yale University, 1994. P. 13–17. О крестьянском восприятии см.: Громыко М. М. Мир русской деревни. М., 1991. О представлениях, существовавших в рабочей среде, см.: Zelnik R. E. «То the Unaccustomed Eye»: Religion and Irreligion in the Experience of St. Petersburg Workers in the 1870s // Hughes R. P., Paperno I. (eds.). Christianity and the Eastern Slavs. Vol. 2: Russian Culture in Modem Times. Berkeley, 1994. P. 49–82; Pretty D. The Saints of the Revolution: Political Activists in 1890s Ivanovo-Voznesensk and the Path of Most Resistance // Slavic Review. Vol. 54 (Summer 1995). № 2. P. 276–304. . Западные исследователи предлагают целый ряд дефиниций, альтернативных определению «народный». Так, У. Кристиан использует термин «местный», И. Даффи — «традиционный», a Л. Бойл, отталкиваясь от литургической практики, говорит о «полулитургической» и «паралитургической» разновидностях благочестия {9} 9 Christian W. A. Jr. Local Religion in Sixteenth-Century Spain. Princeton, 1981. P. 178; Duffy E. Stripping the Altars: Traditional Religion in England circa 1400 to circa 1580. New Heaven, 1992; Boyle L. Popular Piety in the Middle Ages: What Is Popular? // Florilegium. № 4 (1982). P. 188. .

Однако ни одна из этих характеристик не может стать ключом к воссозданию образа святого праведного Иоанна Кронштадтского. Его влияние распространялось на представителей не только самых разных социальных групп, от рабочих и до аристократов, но и на людей иных национальностей, и даже конфессиональной принадлежности. Поэтому если «народное» благочестие рассматривать в отрыве от благочестия элитарного или официального, то такой подход явно диссонирует с почитанием о. Иоанна — почитанием, далеко выходящим за традиционные и, казалось бы, устойчивые и самодостаточные социальные, географические, гендерные и конфессиональные барьеры. Отсюда совершенно очевидной становится потребность в смене самой парадигмы исследовательского мышления, и в настоящей книге такая попытка предпринята на основе метода «живого религиозного опыта» {10} 10 Дискуссию об этом методе см.: Hall D. (ed.). Lived Religion in America: Toward a History of Practice. Princeton, 1997. P. VII—21. . Этот метод позволяет разглядеть взаимосвязь, а не противопоставление понятий «высокое» и «низкое», а также «легализовать» для академического стиля изложения взгляд на религиозную практику «изнутри», из свойственных ей смысловых и ценностных ориентиров.

Для анализа личности о. Иоанна весьма продуктивными могут стать и еще два наблюдения. Одно из них основано, если воспользоваться понятийным языком Э. Канторовича, на идее напряженного противоборства двух «ипостасей» святого священника: частной, связанной со спасением собственной души и сугубо личным духовным опытом, и общественной, предопределенной высокой миссией священника и ответственностью перед приходом {11} 11 Kantorowicz E. The King’s Two Bodies: A Study in Medieval Political Theology. Princeton, 1957. . Как показывает жизненный путь о. Иоанна, эти две ипостаси не только дополняли друг друга, но почти столь же часто вступали в противоречие. Второе наблюдение исходит из идеи «самовоспроизводящегося» роста известности, когда уже непосредственно культ святого превращается в некий энергетический импульс, действующий независимо от Божьего избранника и даже порой побуждающий его к весьма неожиданным поступкам {12} 12 О связи между святым и его культом см.: Kleinberg A. M. Prophets in Their Own Country: Living Saints and the Making of Sainthood in the Later Middle Ages. Chicago, 1992. P. 7. .