М. Загребельный - Эдуард Лимонов

Эдуарда Лимонова нередко спрашивают по разным поводам об Украине. Однажды поинтересовались комментарием к очередным президентским «перегонам»:

– Выберите президентом не тоскливых, серых людей, – ответил он. – Выберите Э. В. Савенко, и жизнь ваша будет как ярче! Мы захватим Испанию и Португалию, а они у нас будут работать гастарбайтерами.

Ему посвящают литературные произведения.

«Однажды все книги Лимонова слились в сознании Ивана в один, симфоническим оркестром гремящий тысячестраничный томище – «Лимонов». И он любил его весь сразу.

Иван повернулся спиной к своей гостинице и зашагал по брусчатке в сторону потока машин, который ограничивал непроезжую площадь с четвертой стороны – вскоре оказалось, это и была премного воспетая Лимоновым улица Сумская», – пишут в рассказе «Ноги Эда Лимонова» Яна Боцман и Дмитрий Гордевский.

Этот рассказ вошел в книгу харьковских писателей (под псевдонимом Александр Зорич), и именно он в рецензии в журнале «Мир фантастики» вызвал максимальное неприятие.

Как самый неоднозначный. Что и самих Зоричей озадачило. А мне рассказ пришелся по душе. При том, что сам упомянутый журнал, к слову, стараюсь побыстрее перелистывать, особенно «Книжный ряд». Душа болит, когда видишь, сколько, что и как издают в России. Для Украины все выглядит фантастично. Попутно замечу, что издательство «Владимир Даль» из Питера выпустило полное собрание сочинений и писем Константина Леонтьева в двенадцати томах. Мыслителя, без которого невозможен научный анализ эстетических и политических воззрений Эдуарда Лимонова. Особенно по критике среднееевропейца, одномерного человека, который героизм считает глупостью, гениальность – патологией, религию – суеверием. Писателю посвящает исследование знаток Японии Александр Чанцев. В 2009 году в Москве выходит его монография «Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова».

Близится очередное тридцать первое число. Бунтарь идет по Москве на демонстрацию в защиту конституционных прав сограждан, земляков. Он и меня с моей семьей идет оберегать от постсоветских демагогов, «класса пиджаков», для которых закон – что дышло. Идет в растоптанной обуви Ессо (и я ношу эту марку), турецких джинсах, которые покупает у одного и того же дядьки в «Петровском пассаже». Скромные пиджак, рубашка, на пальцах серебряное кольцо с крокодилом из Сербии – память о Медведевой, перстень – память о Душанбе 1997 года, дагестанском офицере, знатоке Афганистана и всего региона Рамадане, под рубашкой четки и цепь из звеньев белого и желтого золота вперемежку. У бунтаря нет ни недвижимости, ни активов. Много ли человеку надо. Сумка, немного денег и паспорт. Идет походкой крепкого гимнаста. Всегда держит свои семьдесят кг. С утра на ногах, за письменным столом. Поутру спешит покинуть постель, гнездо всех болезней (по Канту). В арендуемых квартирах обязательно устанавливает перекладину. Делает за раз двадцать подтягиваний. С 1981 года не курит. Любит красное вино. С утра пьет кофе. Ест один раз в день, под вечер. Над левым глазом шрам, память о драке с антикоммунистами в Париже после праздника «Юманите». Оба глаза тяжело травмированы бандитами в 1996 году. Носит бороду, символ мудрости, которую отпустил в 2000 году в горах Алтая. Пока сам не захотел, не сбрил ее и в тюрьме.

В 1964 году крепко сбитый харьковский литейщик прощается с заводской проходной. Он хорошо зарабатывает. До 320 рублей в месяц. На то время – ох как неплохо. Особенно, если тебе двадцать один год. Он шесть костюмов себе сшил. Завсегдатай ресторанов, где шампанским и коньяком угощает девушек. Все бросает и идет в неведомый мир творчества. Через три года уезжает в неизвестную Москву. Без прописки, не имея ни кола ни двора. Семь лет скитается, поменял больше ста двадцати адресов. В 1973 году отказывается, несмотря на угрозу ареста и лагерей, от предложения КГБ сотрудничать. А ведь пойди писатель навстречу – имел бы все шансы благоденствовать. По щучьему велению обрести заветные корочки Союза писателей. (Что было трудноисполнимым и для самых талантливых: в СП принимали при условии опубликованных произведений, но попасть в издательские планы пусть и на конец следующей пятилетки было маловероятным без членства в СП.) Либо мог оставаться в неофициальном искусстве при неофициальном же покровительстве органов. Жил бы и припевал в тени развитого социализма. Ну а в постсоветском капиталистическом шиздоме трогательно повествовал нам о тяготах и лишениях художника при ненавистном режиме. Но в ответ на предложение продаться мастерит в 1974 году новую самиздатовскую книгу, поэму «Мы – национальный герой» и покидает Родину В США отвергает наотрез благодушный антисоветский мирок и даже попадает в поле зрение их СМЕРШа – ФБР. Во Франции становится всемирно известным писателем, европейским публицистом, которому свои страницы охотно предоставляют самые солидные периодические издания Европы. Бунтарь остается самим собой. Порывает с интеллектуалами от компартии за их угодничество перед горбачевской перестройкой. Потом исследованием-памфлетом «Дисциплинарный санаторий» оглашает приговор загнившему западному мещанину, «среднеевропейству». С 1989 года вступает на тропу войны с предрассудками советских людей, их малограмотностью и неискушенностью во всем, что касается Запада. В 1991–1993 годах документирует ужасы войн на Балканах, в Приднестровье и в Абхазии, летописец подбирает краски и верные ноты для отображения трагедии гибели послевоенного устройства Европы и миропорядка. С 1992 года находится на переднем крае политического фронта России, СНГ, фронта несогласных с тем, как обустроили одну шестую часть суши после 1991 года. Постоянно отвергает компромиссы. Партия. Газета. Заключение. Требование обвинения дать четырнадцать лет. А ведь мог превратиться в зажиточного деятеля, как Жириновский, или признанного властями философа, как Дугин. После 2003 года постоянно, и в 2006 и в 2008 годах призывает объединиться тех немногих, кто пусть даже теоретически способен стать в оппозицию к российским властям. Где-то замаячили Касьянов, Каспаров… Не сдюжили. И снова один в поле воин идет на площади, суды, под арест. Вечный революционер. Седой Ересиарх.