С. Шевчук - Николай Бердяев

Участники Вольной академии культуры устраивали курсы лекций, семинары, проводили публичные собрания с обсуждениями. Своего помещения у Вольной академии не было, поскольку она не являлась государственным учреждением. Публичные доклады проходили в помещении Высших женских курсов. С проведением лекций и семинаров помогали знакомые, работавшие в советских учреждениях. В общем, выкручивались, как могли. Какое-то время Николай Александрович читал лекции и вел семинар в здании Центроспирта. Вскоре в «Правде» появилась статья о том, что в советском учреждении недопустимо читать лекции на религиозные темы. Заканчивалась она словами, что между религией и спиртом всегда была связь. После этой статьи Бердяева и председателя Центроспирта вызвали в ЧК для объяснений. Николай Александрович предъявил документ, выданный Каменевым, в котором указывалось, что Академия зарегистрирована в московском Совете рабочих депутатов. На допросе Бердяев с большим трудом долго объяснял следователю, что такое духовная культура, но, похоже, тот так ничего и не понял. Правда, последствий этот вызов в ЧК, к счастью, не имел. Продолжая работать в Академии, философ читал лекции по философии истории и философии религии, вел семинары. Его лекции всегда имели успех. На докладах о книге Шпенглера, магии и теософии все желающие попасть в зал не смогли, люди стояли на лестнице, ожидали возле помещения. Чтобы провести лекцию, Николаю Александровичу пришлось пробираться сквозь толпу, объясняя, что он председатель Академии. Приходили на лекции и коммунисты. В первом ряду обычно сидел агент ЧК, что совершенно не волновало философа, Бердяев никогда не скрывал своих мыслей и на представителей власти не оглядывался.

В 1920 году Николай Бердяев был избран профессором Московского университета. Это было тяжелое время. Люди влачили полуголодное существование. Многих писателей выселяли. Но Бердяев оставался жить в своей квартире.

Обстановка его жилища осталась прежней: фамильная мебель, на стенах портреты его предков – генералы с Георгиевскими крестами. Он работал в своем кабинете, его библиотеку не тронули, конфискация его не коснулась. Такому относительному благополучию способствовали документы, своеобразные «охранные грамоты», полученные Бердяевым от покровительствовавших ему представителей власти. Эти бумаги защищали Бердяева от посягательств на его имущество.

Многие писатели старались примириться с новой властью, ездили в Кремль к покровителю искусств Луначарскому, работали в литературных и театральных организациях. Но Николай Александрович не хотел встречаться с товарищем его молодости Луначарским, как вообще не хотел иметь ничего общего с коммунистическим режимом, и крайне враждебно относился к подобным попыткам своих знакомых приспособиться к нему. Сочтя, что его старые друзья Вяч. Иванов и М. Гершензон стремятся к соглашательству с властью, он порвал с ними отношения.

В то время была введена обязательная трудовая повинность. Граждан, не пролетарского или рабоче-крестьянского происхождения отправляли на принудительные работы.

В первый раз Николая Бердяева арестовали в 1920 году в связи с так называемым «делом Тактического центра». Накануне ареста его и Евгению Рапп вызвали на принудительные работы. Николай Александрович был болен, но в пять часов утра с высокой температурой он пошел на перекличку. На улице было тридцать пять градусов мороза. В неотапливаемом, едва освещенном керосиновыми лампами помещении собрали «буржуев». После переклички плохо одетых, дрожащих от холода людей построили в колонны и под вооруженным конвоем повели за город колоть лед и очищать от снега железнодорожные пути. Мужчинам велели колоть лед ломами, женщинам – нагружать этим льдом вагоны. Работать закончили в сумерках. Николай Александрович едва держался на ногах. Люди, отрабатывавшие повинность, целый день ничего не ели. После работы им выдали по куску черного хлеба.

Домой Н. Бердяев и Е. Рапп вернулись поздно вечером. А в полночь за Бердяевым пришли из ЧК. Бердяев заявил чекистам, что обыск делать бессмысленно, потому что он открытый противник большевизма, убеждений своих никогда не скрывал, и в его бумагах они не найдут ничего нового – только то, что он говорил на лекциях и собраниях. Обыск продолжался до рассвета. Больному Бердяеву велели собрать вещи и пешком повели его на Лубянку.

В одну из тюремных ночей длинными мрачными коридорами внутренней тюрьмы ЧК Николая Александровича привели в просторный, ярко освещенный кабинет; на полу лежала шкура белого медведя. Возле стола стоял человек с острой бородкой, сероглазый, в военной форме, с орденом Красной Звезды. Он предложил Бердяеву присесть и вежливо представился: «Меня зовут Дзержинский». На допросе присутствовали Каменев и Менжинский.