Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

Мы в аэропорту Нарита в Токио. Заходим в самолет. Закончились очередные японские гастроли. Усаживаемся на свои места, и муж мне говорит:

— Ну, видишь, все в порядке. Ты волновалась, что Оля родит без тебя, а она дождалась. Прилетим, отдохнем…

И правда: как хорошо получилось! Оленька ждет второго ребеночка. Мы не знаем, кто это будет, мальчик или девочка, не хотим знать. Будет ребенок, которого мы уже очень любим и ждем. Остальное — не так важно. Даже рожать интереснее, когда не знаешь, кто появится. Интрига сохраняется.

Мы прилетаем в Москву 15 февраля. Это день замечательного праздника — Сретенья.

В Шереметьеве нас должен встречать Захар. Но мы видим улыбающееся Пашкино лицо.

— Ты как? Ты почему? — спрашиваю я. — Где Зорик?

— Зорик с Оленькой, мам. У нас Галенька.

А я не понимаю: какая-такая Галенька? В гости кто-то приехал?

— Галенька, — смеется Пашка, — Оля родила Галеньку, совсем-совсем недавно, Зорик у нее, а я за вами поехал.

Вот это подарок на Сретенье!

А почему — Галенька?

Так сразу решили… Сретенье ведь. Должна быть Анна.

— Поехали, посмотришь на нее, — говорит сын.

И мы сразу из аэропорта едем смотреть на Галеньку. Как хорошо, что сейчас это можно!

Олька лежит совсем измученная. Приносят кулек: наш, родимый русский кулек, в косынке, запеленутый. У племянника (Женечкиного сына) месяц назад в Милане родилась Стеллочка — на фото итальянская новорожденная выглядит уже вполне кокетливо: в шапочке, элегантной белой кофточке.

Нашего младенца, рожденного в ЦКБ, одели в соответствии с судьбой. Платок бабий, пеленки. Умилительный кулек!

Заглядываю — и понимаю, почему Галенька.

Оля так и говорит:

— Как только на нее взглянула, увидела: одно лицо с тобой. Меня спрашивают: как назовешь? Я и не думала: Галенька, отвечаю.

Да, удивительное сходство: губки, волевое выражение геройского лица!

Сейчас это сходство не так заметно, как в первые часы ее жизни. Но характер — будь здоров!

Наша Галенька… Подарок на Сретенье.

Крестным отцом ее стал очень дорогой нам человек: настоятель Благовещенского собора в г. Боровске протоиерей Дмитрий Орлов. А крестная мать — я.

А еще одно наше счастье — младенец Константин — появилось на свет 26 мая 2007 года.

Всех наших младенцев мы крестим очень быстро, дней через десять — двенадцать после появления.

Крестным Константина стал наш духовник: настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе протоиерей Валентин Асмус. Крестной должна была стать сестра Костенькиной мамы. Зовут ее, как и мою дочку, Ольга.

И вот во время крестин, к тот самый момент, когда священник спрашивает: «Отреклись от сатаны?» (а крестные должны ответить: Отреклись!), Ольга стала падать в обморок. (Не поела с утра, волновалась.) Она страшно побледнела и начала оседать. А ребенок у нее на руках! Я ринулась взять у нее младенца и была поражена: теряя сознание, она держала мальчика с такой отчаянной силой, что я с трудом смогла его забрать из ее рук. Ее мама в этот момент поддерживала ее.

Ольгу посадили на лавку, а таинство крещения не прерывалось ни на миг. Таким образом восприемницей из купели нового воина Христова Константина стала я.

Этот маленький человек — наша общая радость. Большего хохотуна я не встречала. Солнечный человек, как и положено тому, кто родился на пороге лета.

Куда бы мы ни прилетели, где бы ни играл концерты Костя, всюду встречаем наших: гнесинцев. По всему свету разъехались, а встречаемся, как родные. Родные и есть: выросли в общем доме.

У Гнесинки и был уют старого московского особняка. В нем никогда не сжималось сердце от холодного ужаса, навеваемого «казенным домом», как это бывает в обычных типовых школах.

Уникальное учебное заведение, давшее миру невероятное количество выдающихся музыкантов!

И вот на протяжении многих лет дети (и мы все, кто учился и работал в Гнесинке) лишены нашего дома.

Ремонт! Директору школы, Михаилу Хохлову, один начальник посулил, что ему придется на этот ремонт жизнь положить.

Вот интересно — почему? Почему за благое дело — обустройство школы, создание при ней интерната, чтобы могли в Гнесинке учиться и иногородние дети, директор должен пожертвовать жизнью?

В чем логика?

И вроде все согласны. И вроде — ну ладно, сделаем…

Уже и Манеж сожгли, а потом отстроили заново, и отелей по всей Москве настроили в рекордно короткие сроки, и аэропорты новые возвели, и Большой театр отремонтировали, а маленькая Гнесинка все ждет своего часа.