Жаклин Кеннеди - Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

Каково после потери ребенка, после клятв в верности, которую отныне не нарушит появление самой потрясающей красотки, услышать из спальни мужа приглушенные сладострастные женские стоны? В спальне Джека не было телевизора, так что стоны могли означать только одно…

Я тихонько открыла дверь, скользнула внутрь и плотно прикрыла за собой – никто, кроме меня, не должен ни слышать, ни видеть этого. Первой мое присутствие заметила женщина. Кто? Какая разница, не эта, так была бы другая, не другая, так третья… Их столько было, что, начни я всех учитывать, получилась бы обширная картотека, полагаю, сам Джек не помнил не только имена, но и факт обладания очередной женщиной. Он действительно редко бывал даже серьезно заинтересован. Это секс, всего лишь секс, как говорил он сам, к которому и ревновать не стоит.

Любовница буквально отскочила, вызвав резкое недовольство моего мужа.

Что я должна была делать, устроить скандал, напомнить, что заниматься сексом, находясь буквально за стенкой от спальни жены, неприлично по любым меркам, напомнить о его клятве? Ни то, ни другое, ни третье. Скандал повредит мне самой, это унизительно – разоблачать неверного супруга. Напоминать о непорядочности тоже. Вопроса клятвы я вообще никогда и нигде не касалась, мгновенно стало ясно, что Кеннеди, как обычно, преступят любую клятву, если им того захочется.

– Господин президент, я хотела бы сообщить вам, что утром приму предложение Аристотеля Онассиса отдохнуть вместе с Ли на его яхте. С собой возьму Каролину. Думаю, вам и без меня не дадут скучать.

Они замерли, Джек даже не нашел, что сказать, а его женщина, испуганно ойкнув, нырнула под простыню. Мне было все равно, занавес, ограждающий мое душевное спокойствие и спокойствие детей от любвеобильности Джека, который я так старательно возводила и который, казалось, был разрушен мелькнувшей душевностью и клятвой мужа, с грохотом опустился снова. Навсегда.

Мне кажется, несмотря на установившуюся тишину, Джек услышал грохот падающего барьера. Отныне я могла любить своего неверного мужа сколько угодно, но моя любовь – это моя и только моя любовь. Ни надеяться на взаимность, ни ждать простой человеческой верности от Джека не стоило, как не стоит обманываться по поводу изменений в будущем.

Я всегда уезжала, если не могла больше выносить предательства, уезжала, чтобы дать время утихнуть очередной болтовне о новой любовнице, чтобы слуги перестали посмеиваться, глядя вслед, уезжала, чтобы заняться чем-то подальше от Белого дома и Джека, чтобы не начать пить от тоски. Это ведь была совершенно реальная угроза, алкоголь доступен в любых количествах. Уезжала, чтобы не разрыдаться в присутствии чужих людей, чтобы не сойти с ума от унижения и необходимости все время, круглые сутки держать себя в руках, быть начеку, улыбаться, улыбаться и улыбаться, скрывая то, что чувствую в действительности. Чтобы не ходить по Белому дому шумно, оживленно болтая даже среди ночи…

Только легла в кровать, в дверь раздался тихий стук:

– Джеки, нам нужно поговорить…

Я укрылась почти с головой и закрыла глаза. Джек постучал еще раз, потом осторожно повернул ручку двери, которая поддалась, вошел, тихо закрыл дверь за собой. Присел на край моей постели, рука легла на мои волосы:

– Джеки, давай поговорим…

Глупо было делать вид, что я сплю, я спокойно ответила:

– Утром. Не стоит вести ночные беседы.

– Джеки, я все объясню… Я люблю тебя и детей…

– Утром, Джек. И хватит уже о любви, ты только что ее доказал.

– Джеки…

– Утром!

К утру моя речь была полностью готова, и я справилась куда лучше многих спичрайтеров Белого дома.

Джек попытался завести разговор о ночном происшествии. Я вспомнила совет матери: если не хочешь лжи от мужа в ответ на свой вопрос, лучше не задавай его. Это очень немногое разумное, чему Джанет могла меня научить в обращении с мужчинами.

– Джек, я не хочу слышать ни оправданий, ни объяснений. Совершенно не важно, была ли это Мими или кто-то другой…

Кажется, он потерял дар речи, когда понял, что я знаю даже, как зовут его молодую любовницу, так ловко делающую минет. Но сейчас это действительно не важно. Однако не воспользоваться растерянностью мужа было бы глупо.

– Послушай внимательно то, что я скажу. Я не буду сокрушаться из-за того, что первый же проблеск душевной теплоты с твоей стороны по отношению ко мне оказался лишь мимолетным солнечным зайчиком, солнце из-за туч так и не выглянуло. Я никогда не претендовала ни на твою любовь, зная, что для тебя вообще не существует таковой, ни даже на твою верность. Просила только об одном: не позорить меня перед всей Америкой. Не стоит много говорить о том, что ты не сделал даже этого. Если муж неверен, а жена прощает – это проблема супругов, если неверен сенатор – это проблема его избирателей, но если неверен президент – это уже проблема всей Америки. Возможно, мои слова покажутся тебе пафосными, но все же выслушай!