Жаклин Кеннеди - Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

Однако сотрудники предвыборного штаба Джека решили, что меня следует держать на заднем плане, потому что я не соответствовала образу милой клуши – жены будущего президента, которая дальше своего передника ничего не видит. Даже когда в Луизиане собравшаяся толпа просто ревела от восторга после моего незамысловатого выступления на французском, выводов не сделали. Меня все равно оставили на заднем плане, ведь я не была столь громкоголосой, как Роуз, столь напористой и бесцеремонной, как сестры Джека. Не из клана Кеннеди.

Я больше не стремилась быть понятой и принятой семейством, все чаще оставаясь просто в одиночестве, причем часто в буквальном.

Празднуя очередную победу, Джек, который только вчера привлекал меня в помощь, сегодня уже просто забывал о моем существовании. Такое бывало не раз. Наблюдая, как муж охотно раздает интервью и выступает перед журналистами, я понимала, что не нужна, тихонько уходила и пережидала в машине иногда по несколько часов, пока Джек беседовал, потом праздновал с друзьями. Только садясь в машину, он вдруг вспоминал, что с ним приехала и я, но извиниться не находил нужным. Политика прежде всего, а жена… ну… подождет.

Когда проходила кампания 1960 года я снова была беременна и потому участвовала далеко не во всех мероприятиях. Вместо меня на митинги вместе с Джеком ездила жена Тедди Джоан, которая сама совсем недавно родила дочку. Ей оказались впору мои платья и костюмы, и Джоан была просто в восторге, когда я предложила все забрать.

Я сама понимала, что стиль студенточки, копирующий наряды Одри Хепберн из «Сабрины» (я даже коротко постриглась «под Хепберн»), нужно оставить в прошлом. Это у молодого сенатора могла быть такая жена, президенту требовалось нечто более серьезное и взрослое.

А жаль, потому что и короткая стрижка, и стиль, созданный Живанши для Одри, мне тоже подходил.

Когда Джек стал президентом, произошло то, чего я больше всего боялась. Если в семействе Кеннеди вряд ли возможна личная жизнь каждого, все проходило на виду у родственников и уклоняться от внимания считалось признаком спеси или неуважения, то стоило вступить в президентскую гонку, как понятие личной жизни исчезло совсем.

Я не могла этого понять. Ну почему у президентской четы или у первой леди не может быть закрытой от всевидящего ока любопытных собственной жизни?! Да, публичные люди в тысячу раз уязвимее для репортеров, особенно семья человека, который стоит во главе всей страны и представляет ее перед другими странами.

Да, американцам интересно, сколько бигуди накручивает на ночь первая леди (лучше бы спросили, какие книги я читаю), у кого одевается, каким сортом мыла умывается… Уважая это любопытство, я была согласна время от времени позировать, рассказывать о своих предпочтениях, что-то советовать, словно американки и без меня не ведают, как часто нужно мыть голову и стричь ногти. Все это вызывало восторг, но почему я должна все время, каждую минуту жить под этим чертовым оком, называемым репортерами, и постоянно делать то, чего я не желаю делать?!

Репортеров не люблю до сих пор, хотя когда-то и сама была такой, пытаясь разговорить маленьких родственниц Эйзенхауэров. Прекрасно понимаю, что это их работа, но даже когда ее выполняют качественно и снимки хороши, постоянное преследование превращает жизнь в кошмар.

Однажды, когда я привезла в Белый дом щенков, репортерша поинтересовалась, чем я собираюсь их кормить. Бесконечными вспышками камер были замучены даже щенки, и я резко ответила:

– Репортерами.

Конечно, это сочли остроумной шуткой, но, будь у меня такая возможность, я этой шутке последовала бы.

Репортеры превратили нашу жизнь в кошмар еще во время президентской гонки, не отставали при жизни в Белом доме, укоряя меня в закрытости и хваля Джека за открытость (неужели не понятно, что его Западное крыло Белого дома предназначено для работы, а потому открыто для прессы, а Восточное – для личной жизни, которая имеет право быть закрытой?!), преследуют меня и по сей день, хотя я просто американка и просто бабушка.

Но не меньше репортеров меня возмущала обязанность жить на виду и у Кеннеди.

Сомнительно, чтобы у Роуз были настоящие подруги, а у семейства Кеннеди настоящие друзья. Мне кажется, только полезные для дела. Мужчины приятельствовали со многими, в том числе и в развлечениях на стороне, а Роуз?

Титул друга семьи означал, что человек чем-то полезен. Я не хотела встречаться и только с полезными людьми и вообще со многими из них встречаться, да еще тогда, когда была совершенно к этому не расположена или когда у меня были свои планы.