Василий Цветков - Генерал Алексеев

Конечно, подобные «противоречия» смущали и смущают как современников генерала, так и многих современных читателей и исследователей. Однако важно учитывать, что тогдашняя военно-политическая обстановка отличалась крайней неустойчивостью и противоречивостью. Ситуация менялась стремительно, и принять единственно «правильное» решение было подчас невозможно. Поэтому при оценке тех или иных конкретных высказываний или поступков Алексеева нужно учитывать совокупность всех тех факторов, причин, которые влияли и на него, и на его окружение.

Но оставались, несомненно, две главнейшие для Михаила Васильевича жизненные позиции, изменить которым он считал совершенно недопустимым. Первое — глубокая православная вера, стремление уступить, но не навредить «ближнему своему». Второе — твердое убеждение в незыблемости и единстве основ русской жизни. Для Михаила Васильевича Алексеева такими основами были — Родина и Армия. Родине и Армии он не изменял никогда…

Примечательны поэтому штрихи к психологическому портрету Алексеева, данные его духовником о. Георгием Шавельским. «Находились люди, которые, особенно после революции, решались обвинять Алексеева и в неискренности, и в честолюбивых замыслах, и в своекорыстии, и чуть ли не в вероломстве. После семнадцатилетнего знакомства с генералом Алексеевым у меня сложилось совершенно определенное представление о нем. Михаил Васильевич, как и каждый человек, мог ошибаться, но он не мог лгать, хитрить и еще более — ставить личный интерес выше государственной пользы. Корыстолюбие, честолюбие и славолюбие были совсем чужды ему. Идя впереди всех в рабочем деле, он там, где можно было принять честь и показать себя — в парадной стороне штабной и общественной жизни — как бы старался затушеваться, отодвигал себя на задний план…

Великолепная Галицийская операция 1914 г. — плод его таланта. Несмотря на то, что и слава, и большие награды за нее выпали на долю других, я ни разу не слышал от него даже намека, похожего на обиду Спасение армии во время нашего отступления в 1915 г. тоже, несомненно, более всего обязано ему, но эту заслугу не отмстили никакой наградой. И человека, понимавшего Михаила Васильевича, гораздо более удивило бы, если бы последний стал жаловаться, что его забыли, его обошли… Мне и в голову никогда не приходило, что Алексеев может обидеться из-за неполучения награды или может работать ради награды. Руководившее им начало было гораздо выше этих условностей тленного бытия…

В домашней жизни, на службе и всюду генерал Алексеев отличался поразительной простотой. Никакого величия, никакой заносчивости, никакой важности. Мы всегда видели перед собой простого, скромного, предупредительного, готового во всем помочь вам человека. Будучи аристократом мысли и духа, он до смерти остался демократом у себя дома и вообще в жизни, противником всякой помпы, напыщенности, важничанья, которыми так любят маскироваться убогие души…»

Осенью 1918 г. антибольшевистское движение неизбежно эволюционировало к созданию централизованной военной власти, способной не только успешно командовать различными армиями и фронтами, но и обеспечивать решение насущных внутри- и внешнеполитических задач. Положение на фронтах менялось: если на Юге России Добровольческая армия успешно завершала свой 2-й Кубанский поход, то на Востоке летние успехи Чехословацкого корпуса и Народной армии Комитета членов Учредительного собрания в Поволжье (Комуча) сменились поражениями от быстрорастущих сил Красной армии; в Европе становилось очевидным скорое поражение Германии с ее союзниками и окончание войны.

Для продолжения «борьбы с большевизмом» требовалось как можно скорее создать единое Всероссийское правительство и единое, признанное всеми, верховное управление Россией. И если представители социал-демократических, социалистических партий твердо стояли на позициях «коллегиальной», «коалиционной власти», то большинство правых и правоцентристских политиков и политических структур выступало за передачу власти одному, наиболее авторитетному лидеру, причем лидеру из военной среды.

В дневниковой записи Г. Трубецкого от 29 августа 1918 г. содержится примечательное описание переговоров, которые происходили в Екатеринодаре между Алексеевым и «представителем Самарского правительства», очевидно, настаивавшем на признании полномочий разогнанного большевиками Всероссийского Учредительного собрания (а именно из этого исходил Комуч в своей политико-правовой деятельности). «Алексеев категорически заявил ему, — писал Трубецкой, — что ни о каком Учредительном Собрании речи быть не может, что их правительство, составленное из неизвестных людей, не может претендовать на авторитет, что армия должна быть построена на началах дисциплины, без заведенных ими комитетов и других “демократизаций”. По словам генералов, самарцы ни на что не претендуют, готовы во всем подчиниться и только настаивают на том, что от земельной реформы не могут отказаться. Это “только” достаточно велико, но генералы надеются, что, введя военное управление и добившись от союзников, чтобы все субсидии шли исключительно через Главнокомандующего всеми фронтами генерала Алексеева, можно будет, не предрешая коренных вопросов, а занимаясь лишь текущими делами, держать в руках все эти правительства. Вскользь, генерал Алексеев заметил, что некоторые отношения с правыми эсерами придется иметь. По этому вопросу я, — писал Трубецкой, — высказал отрицательное отношение Правого Центра ко всякому соглашательству