Василий Цветков - Генерал Алексеев

Еще раньше Алексеев писал: «Мне больно переживать то, что выпало на долю России, я сознаю то, что противник не превосходит нас ни силами, ни качеством массы. Приподнят, у них дух, — правда; ярче выражена, искусственно воспитана идея величия для блага народа ведущейся войны; как азиат — наш противник хитрее. Но победа над ним должна быть нашим уделом, если бы в наше дело было внесено побольше веры, решимости, духа предприимчивости…»

Но и недооценивать противника не следовало. Показательно, что генерал-генштабист обращал внимание на существенные изъяны не только в командовании, в техническом обеспечении войск, в их настроении. Известное выражение о том, что войны, которые вела Пруссия, выиграл немецкий школьный учитель, сумевший воспитать в своих учениках веру в величие единой Германии, Алексеев понимал применительно к России в ином смысле. «Японский солдат развитее, государство заботится об этом, у нас боятся этого. Там школа — проводник патриотического воспитания. У нас школа возмутительно безразлична к вопросам воспитания в духе выработки русского человека. Ведь это целая система государственного строя. Наряду с офицерами, безропотно и геройски слагающими жизнь, у нас немало более чем безразличных. Наша система ведения дела убивает в офицере способность к почину, к самостоятельности».

Поэтому неудачный исход прошедших сражений вполне очевиден. Но следовало ли делать на основании этого далеко идущие выводы о полном крушении российской военной системы? Нет. В военной системе нужно было многое менять, и опыт Русско-японской войны был весьма важен. Нужны были глубокие, решительные реформы, а не революции…

Летом 1906 г. Алексеев вернулся в Петербург. Но положение в стране и в столице было уже далеко не таким, как до отъезда на фронт. В полную силу проявила себя первая русская революция — «генеральная репетиция» 1917 года, как станет называть ее затем В.И. Легаш. Отгремели выстрелы «кровавого воскресенья», миновали неожиданные для многих-военных восстания на броненосце «Князь Потемкин-Таврический» и крейсере «Очаков», было жестоко подавлено вооруженное восстание в декабре 1905 года в Москве. 17 октября 1905 г., после опубликования «Высочайшего Манифеста», Российская империя вступила в период «думской монархии», получила желанный для многих «парламент» и различные политические «свободы». Обо всем этом на Дальнем Востоке узнавали из газетных и телеграфных сообщений, из частной переписки.

Нельзя сказать, чтобы Михаил Васильевич каким-либо образом выражал сочувствие революционным событиям. Напротив. Детские воспоминания о кровавой «польской справе» начала 1860-х гг. накладывались на известия о «кровавом воскресенье», об убийстве московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича Романова. Мнение генерала было однозначным: как и в середине XIX века, так и теперь на революцию «обильно льются» «английские и французские деньги». Русские революционеры — не более чем «пешки» в опытных и циничных руках заграничных покровителей. «За исполнителями чисто русского происхождения, конечно, остановки не было. В это время (в 1860-е гг. — В.Ц.) началось шатание мысли и народилось новое явление — нигилизм. Младенец достигает ныне совершеннолетия. У нас имеются сведения, что на организацию стачки январской израсходовано до 18 миллионов рублей нашими приятелями. Машина работает далеко, а в Петербурге, Москве, Варшаве и других городах — статисты, расплачивающиеся своими жизнями, здоровьем, боками.

Продолжением событий, разыгравшихся в январе в наших больших городах, явилось убийство Великого князя Сергея. Возмутительно, но событие уже не поражает. Нужна крепкая рука, нужны умение и знающие сотрудники, чтобы вывести Россию из тех тенет, которыми она себя, при добром содействии друзей, опутала. Все это тяжело…» В то же время игнорировать уже свершившиеся события нельзя. И Алексеев признавал, что при насущной потребности в сильной государственной власти нельзя управлять прежними — сугубо административными — методами, подавляя инициативу и новаторство там, где это требуется.

С 27 сентября 1906 г. Михаил Васильевич принял должность 1-го обер-квартирмейстера в переформированном Главном управлении Генерального штаба (ГУГШ). Теперь в его ведении находились проблемы, связанные с разработкой общего плана будущей войны в Европе. В организационном отношении нужно было бы, в частности, предоставить больше самостоятельности Генеральному штабу, вывести его из военно-административного подчинения Главного штаба и усилить роль Гешнтаба в выработке стратегии будущей войны. Важно было не просто осмыслить боевой опыт Русско-японской войны, но и провести насущно необходимые преобразования во всех областях военного дела. Очевидно, что это не могло не быть связанным также и со значительными переменами во всех областях военной, политической, экономической жизни тогдашней Империи.