Николай Шмелев - С малых высот

- Сержант Емельянов, - резко одернул его Ноздрачев. - Как вы себя ведете? Что за панибратство?

- Извините, товарищ лейтенант, я вас не заметил! - съязвил Виктор.

- Прекратите разговоры!

Лейтенант Ноздрачев был человеком добродушным, но в то же время строгим блюстителем воинской субординации. Бывший аэроклубовский летчик, надев форму лейтенанта, стал ревностно оберегать свое звание, иногда даже чрезмерно. От него часто можно было услышать такие слова и выражения, как "отставить", "прекратить разговоры", "встаньте как полагается при разговоре со старшим". То же случилось и сейчас.

В шестнадцать часов все летчики эскадрильи направились к самолетам. От деревни до аэродрома было километра полтора. Утоптанная дорожка проходила через овраг. Мы отошли метров на пятнадцать в сторону и установили лист фанеры с черным кругом, нарисованным углем. Получилось что-то вроде мишени.

Пропустив вперед начальство, Емельянов оглянулся и сказал:

- Стрельнем?

Стрельба из ракетницы была нашим любимым развлечением. Хотя нам и запрещали это делать, мы все же ухитрялись иногда произвести по два-три выстрела. Днем полеты, ночью полеты. Все время в опасности. А молодость брала свое.

- Давайте по одной, - поддержал Емельянова Андрей Рубан.

Емельянов, Евтушенко, Рубан и я, достав из унтов ракетницы, легли на снег и открыли стрельбу. Сделали по два выстрела, но в щит никто не попал. Да и мудрено было попасть. Ракета не подчиняется никаким законам баллистики: повыше возьмешь - уходит, описав крутую дугу, вверх, опустишь ствол - перед самым носом зарывается в снег. Бестолковое дело!

...Ровно в семнадцать часов мы, как было приказано, поднялись в воздух и взяли курс на Ожедово. В задней кабине каждого самолета рядом со штурманом сидел техник. Тесновато, конечно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Ведь наземным транспортом техникам куда хуже добираться. Во-первых, долго, во-вторых, небезопасно, поскольку дороги все время обстреливаются "мессерами", в-третьих, холодно. Поэтому техники предпочитали в своих самолетах перелетать на новые места, и летчикам это было выгодно.

Прилетишь и сразу передашь самолет в руки "хозяину".

Руководствовались мы и тактическими соображениями, когда брали техников на борт. При перебазировании "лётом" передовая группа техсостава эскадрильи формировалась с таким расчетом, чтобы в ней были все специалисты, необходимые для подготовки самолетов на новом месте, примерно шесть техников и механиков, два оружейника, по одному мотористу и электрику. При таком техническом обеспечении полк уже через час после перелета мог отправляться на боевое задание. А мы для того и перелетали на аэродром подскока, чтобы сразу же нанести по противнику внезапный удар.

В Ожедове сели, когда уже стало темно. Вдоль посадочной полосы мерцали тусклые огоньки. Лыжи самолета легко скользнули по снегу. Когда машина закончила пробег и я, отрулив ее на стоянку, выключил мотор, до слуха донеслись стрекот крупнокалиберных пулеметов и редкие выстрелы орудий. Фронт находился рядом.

Батальон аэродромного обслуживания сделал все для нашей успешной боевой работы: хорошо укатал взлетно-посадочную площадку, построил и тщательно замаскировал в лесу бомбосклады, оборудовал в крайнем домике села уютную столовую. А ведь люди трудились в сильные морозы, и под самым носом у противника.

Как только мы поставили и замаскировали самолеты, нас позвали на совещание. Перед нами выступил батальонный комиссар Коротков.

- Мы, - сказал он, - находимся рядом с передовой. Командир приказал при подходе к аэродрому и на кругу аэронавигационные огни не включать. Иначе немцы сразу обнаружат нас и накроют. Да и вражеские разведчики непрерывно летают, будьте осторожны и бдительны, друзья. А теперь по самолетам!

Наши У-2 еще раз "модернизировали". Теперь на каждом самолете вместо ведра были установлены настоящие балки-бомбодержатели: по две под крыльями и две - под фюзеляжем. Для повышения точности бомбометания штурманов обеспечили прицелами. Словом, "кукурузник" превратился в настоящего бомбардировщика. Бомбовая нагрузка в двести - триста килограммов тоже уже что-то значила. Пусть она была меньше, чем у "пешки" (Пе-2), зато мы за сутки производили в два-три раза больше вылетов.

Так что теперь воевать было можно. С этими мыслями я и отправился на стоянку. Подойдя к самолету, мы с Образцовым первым делом осмотрели подвеску двух стокилограммовых бомб. Николай хорошо в этом разбирался. Закончив осмотр, он похвалил оружейного мастера сержанта Сухачева. Высокий, чуть ли не в два метра, широкоплечий Василий Сухачев один брал стокилограммовую бомбу и подвешивал ее на бомбодержатель. Мы удивлялись силе этого человека. Некоторые пытались с ним тягаться, но у них ничего не выходило.