Василий Емельянов: С чего начиналось

И вот состав тронулся. Паровоз рывком взял с места. Раздался звон буферов и скрежет колес. Поехали. Но скоро остановились.

— Воздушная тревога, — сказали железнодорожники. Раздалась трескотня зениток, а на темном небе появились красные пунктиры трассирующих пуль.

Стояли часов пять или шесть. Потом поезд снова тронулся. Только на следующий день из газет мы узнали о первом налете немецких самолетов на Москву в ночь с 21 на 22 июля.

Более 200 немецких самолетов сделали попытку массированного налета на Москву. К городу прорвались лишь отдельные бомбардировщики. Возникло несколько пожаров, но ни один из военных объектов не пострадал. Нашей ночной авиацией и огнем зенитных батарей по неполным данным было сбито 17 немецких самолетов. Воздушная тревога продолжалась пять с половиной часов.

До утра эшелон двигался уже без остановок. Мы вышли из зоны авиационного воздействия и воздушных тревог. Пошел второй месяц войны.

…Сколько же дней и ночей я провел в юности в теплушках, но тогда я ехал на фронт, в руках у меня была винтовка. А сейчас… Что и говорить — настроение было невеселое. Вдруг припомнились слова песни, которую мы пели:

…Разум подсказывал: теперь все дело — в разгроме врага, в мобилизации всех сил страны на это, в обеспечении армии всем необходимым, в быстрейшей организации производства военной техники на востоке страны — там, куда вывозятся заводы и фабрики из угрожаемых районов. Мы победим! В этом нет ни тени сомнения. Иначе и быть не может.

О возможности массовой эвакуации больших городов существуют самые различные точки зрения, но, пожалуй, все сходятся на том, что эта операция является не только чрезвычайно сложной, но и болезненной.

Бывший военный министр Польши генерал Владислав Сикорский считал, например, что «полная… или даже частичная эвакуация больших городов совершенно не осуществима… Применение эвакуации в большом масштабе воспрепятствовало бы быстрой мобилизации и сосредоточению войск, а также совершенно разрушило бы нормальную жизнь нации, значительно ослабляя ее сопротивляемость во время войны».

Одной из важнейших народнохозяйственных задач, возникших в связи с нападением гитлеровской Германии, явилась эвакуация из угрожаемых районов людей и материально-производственных ценностей.

Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР по этому вопросу было принято на пятый день войны, 27 июня. Но уже 24 июня по решению ЦК ВКП(б) и СНК СССР был создан Совет по эвакуации, который и руководил всей этой сложной операцией по перемещению предприятий, людей, материалов и всех государственных ценностей из угрожаемых районов в глубокий тыл.

Для того чтобы составить представление о масштабах этой работы, следует напомнить, что только за время с июля по ноябрь 1941 года в восточные районы страны было перемещено 2593 промышленных предприятия. До конца 1941 года по железным дорогам страны было перевезено свыше полутора миллионов вагонов эвакуированных грузов.

Отдельные картины этого беспримерного перемещения людей и заводов мы могли наблюдать, когда сами оказались в этом потоке движения на восток.

…По расчетам мы должны были находиться в пути около двух недель. Так оно на самом деле и было. На дорогу выделено значительное количество продовольствия.

И все же переезд оказался очень трудным. В вагонах-теплушках без туалета и воды, с женщинами и детьми мы испытывали огромные затруднения и неудобства. Тем более что большинство сотрудников комитета в прошлом никогда не ездили в таких условиях даже на короткие расстояния, а теперь совершали весьма длинный путь — на тысячи километров. Начальник эшелона инженер Чинарев сбился с ног. Его осаждали вопросами, просьбами, часто наивными и несуразными.

Мне было много легче других. То ли бывало в прошлом? В теплушках я жил подолгу и ездил не только в вагоне, но и нередко на крыше, а также примостившись на буферах. Приходилось ездить и на лестницах вагонов-цистерн. Все было.

Но все же резкий переход от одной крайности к другой вполне естественно отражался и на мне. Только подумать — месяц назад я выезжал из Москвы в Сочи в удобном вагоне! Заботливый проводник, постучав в дверь, вежливо спрашивал: «Чаю не желаете?» А через месяц — теплушка. Люди размещены в два яруса, лежат или сидят согнувшись.

Питаться еще можно. Мы приспособились даже ставить в теплушке самовар. Правда, когда один из сотрудников стал на ходу поезда вытряхивать угли из самоварной трубы, то обронил краник и отверстие пришлось затыкать пробкой. Но все же мы как-то обходились.