Елена Прудникова - Иосиф Джугашвили

Но, конечно, одного Сталина на всех забытых и униженных хватить не могло.

Что же касается болезненной подозрительности, всяких там электрических замков и железных дверей… Вот, например, воспоминания Дмитрия Шепилова, которого вызывали по делу к Сталину на дачу. Это уже где-то конец 40-х годов.

«Деревянный дом, сруб — все простое. Налево — кабинет, большой стол весь в бумагах, книгах. Прямо — вешалка, столовая, гостиная. Там висели репродукции, медвежата эти шишкинские. Картинки сам налепил. Справа — вроде небольшой гостиной, меньше моей комнаты раза в два, но вся уставлена полками простыми, неполированными.

Два кресла, торшер. Обычно он папиросами «Босния-Герцеговина» набивал трубку. А тут у него была большая толстая сигара. В ходе разговора возникла подходящая пауза, и я говорю:

— Товарищ Сталин, говорят, врачи вам запретили курить, вы не должны так много…

— Я вижу, вы невнимательны: я же не затягиваюсь, я так — пых-пых…

…Когда я уходил, он опять вышел в прихожую, что меня всегда очень удивляло. Покуривал. Потом:

— Ой, совсем забыл! Надо ж вызвать машину… Никого нет, никакой охраны. Куда-то в угол зашел, за какую-то занавесочку, позвонил:

— Сейчас будет машина…»

Хрущев же пишет: «Сталин даже в туалет боялся зайти без охраны». Так у него всегда — вот почему нельзя доверять ни одному слову этих, с позволения сказать, мемуаров.

Точно так же безосновательна та сказка, что он в конце жизни отошел от дел. Почитать Хрущева, так он только старые фильмы смотрел да пьянствовал в кругу старых товарищей, а кто страной управлял — как-то и непонятно.

«Сталин работал круглосуточно, — вспоминал заместитель коменданта „ближней“ дачи Орлов. — Только глухая полночь его настигала, и он ложился, где придется. Кровати у него не было, спал на диванах. Еще стояли два плетеных топчана. Один на террасе, второй под лестницей на второй этаж.

Как-то в шесть часов я пошел по комнатам искать хозяина дачи. Прошел туда, сюда, его нет. Зашел на террасу, а он отдыхает на плетеном топчане в шинели, ботинках, фуражке. Поскольку заходило солнце и лучи падали на его лицо, он прикрыл его маршальской фуражкой. Бывали случаи, когда мы его заставали отдыхающим на топчане под лестницей. Обедал в разное время — в 5, 8, 10,11 часов и т. д. Щи русские, гречневая каша с кусочком мяса, компот из сухофруктов. Иногда заказывал яичницу-глазунью… Пил Сталин вина мало, только перед обедом. Одну бутылку цинандали пил целую неделю. Для гостей были на столе всякие вина и закуски…»

Жил он, как и привык всю жизнь, в одной комнате, где и спал, и ел, и работал. Что же касается личных вещей, то даже для похорон не нашлось приличного костюма. Но цены на продукты в стране снижали…

Итак, если смотреть на воспоминания людей, находившихся вне хрущевской команды, то видно, что Сталин нисколько не изменился. Постарел, устал, был болен — да, но не сошел с ума, не заболел манией преследования. Человек, который болен, не доверяет никому. А так что же получается—в быту, с охраной он прежний, а с соратниками — другой? Получается, так. И тут есть два объяснения: либо соратники врут, все без исключения, либо он действительно стал с ними другим. Но ведь и для первого, и для второго должна быть какая-то причина…

И тут мы натыкаемся на одну странность. Создается такое ощущение, что, говоря о последних годах жизни Сталина, те, кто был тогда на самом верху, что-то тщательно скрывают. Или за завесой самой беспардонной лжи, как Хрущев, или оговорками и умолчаниями, как Молотов и Каганович. В чем же дело? Что они могут скрывать? И что замышлял Сталин?

Некоторые смутные оговорки, правда, проскальзывают. Так, например, в конце 40-х годов он, по воспоминаниям Микояна, предложил каждому подготовить из числа своих помощников четыре-пять человек себе на замену. Одного микояновского зама даже назначил заместителем председателя Совнаркома — правда, тот не справился и пришлось его от этой работы освободить. А еще он говорил, что после семидесяти надо уходить от активного руководства. А еще на XIX съезде вместо Политбюро избрали Президиум ЦК числом в 25 человек, основательно разбавив прежнее Политбюро новыми кадрами, более молодыми и, в основном, — это важно! — не партработниками, а выходцами из промышленности. Причем сразу после его смерти прежние соратники тут же уменьшили руководящий орган государства до прежней численности и прежнего состава. Первым делом уменьшили, буквально в первые дни. И этот их поспешный поступок дает нам очень интересную информацию к размышлению.