Елена Прудникова - Иосиф Джугашвили

— Если завтра не выйдет на работу, сообщите мне, я с ним поговорю.

Все-таки Надежда отстояла свое право стучать на машинке в секретариате. Когда Фотиева доложила Ленину о ее победе, тот произнес только одно слово: «Азиат».

Боюсь, что нынешние женщины, наевшиеся эмансипации по горло и выше, по-иному расценят сталинский «деспотизм». А учитывая, что у Надежды в то время был грудной ребенок — сын Василий родился в 1921 году, — ее мужа очень даже можно понять, не так ли?

На этом неприятности молодой женщины не закончились. В том же 1921 году Надежду исключили из РКП(б) «как балласт, не интересующийся партийной работой», — все-таки на все у нее времени не хватало! За нее вступился Ленин, но тщетно. Сталин в этот конфликт не вмешивался. Это одна из его характерных черт — он никогда не путал служебные и личные дела, никогда ни за кого не просил в обход существующих порядков, проявляя в этом вопросе исключительную щепетильность. Этого упорно не хотят понимать истолкователи «сталинизма», выросшие в эпоху «телефонного права». Как это так: мог приказать, по одному его слову было бы сделано что угодно — и не приказал. А вот так! Он лишь иногда пользовался своим культом с горькой усмешкой над человеческой природой — и только… Как в известной истории с поступлением его дочери Светланы в университет.

В партии Надежду восстановили лишь в 1924 году. Кстати, к тому времени даже члены большевистского правительства несколько изменили взгляды на прислугу, и в семье появилась кухарка, а потом и няня для Василия и родившейся в 1926 году Светланы.

…А вообще-то это была обычная семья, где муж и жена любили друг друга, но и время от времени ссорились. Когда Светлане было несколько месяцев, Иосиф, уехав в отпуск на юг, заболел — и Надежда тут же, бросив грудного ребенка на няню, помчалась к нему. А совсем скоро, осенью, после очередной ссоры, забрала детей и уехала к отцу в Ленинград — что-то муж ей не так сказал. Через некоторое время Иосиф позвонил из Москвы, сообщил, что едет мириться. «Зачем тебе ехать, это будет слишком дорого стоить государству!» — зло ответила Надежда и вернулась сама. Через некоторое время она повторила тот же маневр с уходом, но на сей раз муж не пошел первым на примирение, и она… вернулась! Иосиф же повел себя совсем не так, как большинство мужей в подобной ситуации: он не сказал ни слова упрека, вел себя так, словно ничего не произошло. Право, не такой уж она была мученицей, бывает в семейной жизни куда хуже.

Межнациональные браки вообще дело сложное. Тем более брак между передовой русской девушкой-интеллигенткой и восточным человеком — у них и сейчас-то патриархальные взгляды на женщину, а уж тогда — тем более. Сталин ни в коей мере не был «передовым» там, где мог позволить себе быть «отсталым». Он был во много раз и умнее, и мудрее своей жены, он знал жизнь и людей. Конечно, Екатерина подходила ему больше, но Екатерина умерла. Конечно, лучше бы он и во второй раз полюбил грузинку, но с грузинками в Петербурге было сложно, и он полюбил русскую. Конечно, уж коль скоро русскую, то лучше бы с традиционным воспитанием, но ему досталась «передовая» женщина. Что тут поделаешь?

«Женившись… на Надежде Аллилуевой, — пишет внучка Сталина Галина, — дед столкнулся с характером крепким и своенравным. Новая жена имела свои пристрастия (казавшиеся ему женской ерундой) и упорно отстаивала их в открытом бою, пренебрегая тем, на чем держится семейное благополучие и ради чего многие женщины идут на сложнейшие обходные маневры, а именно умением манипулировать „владыкой“ без ущерба для его самолюбия…» Есть и такая точка зрения на их семейную жизнь.

Но все-таки семья была счастливой, супруги любили друг друга, несмотря на все ссоры. Иосифу удалось в конце концов сделать так, чтобы главным для Надежды стал он. Но это было уже потом. А пока к многочисленным партийным и государственным проблемам прибавились еще и семейные.

В начале 20-х годов хроническое переутомление, многолетняя работа сверх всяких сил сказались — Иосиф опять едва не умер. Приступ аппендицита, к которому он отнесся легкомысленно, окончился перитонитом. Это и сегодня тяжелое заболевание, а при тогдашнем развитии здравоохранения и подорванном здоровье больного опасность для жизни была очень серьезная. Дошло до того, что врачи боялись давать общий наркоз из-за слабости пациента, но в конце концов пришлось дать. После операции на него было страшно смотреть — лежит человек совершенно белый, восковой, жизнь едва теплится. Только через пять дней стало ясно, что опасность миновала. Ленин в эти дни звонил в больницу по два раза в день — в то время у них со Сталиным были еще хорошие отношения, трещина в них возникла потом.