Елена Прудникова - Иосиф Джугашвили

Как-то раз Иосиф едва не замерз в пургу, но потом этот случай обернулся благом, да еще каким! Он пошел проверять снасти на дальнюю прорубь. На обратном пути разыгралась пурга, вешек, которыми обозначали путь по замерзшей реке, стало не видно. Что такое пурга на Севере? Снег крутит так, что на расстоянии вытянутой руки уже ничего не видать. Ветер валит с ног, да еще рыба тяжелая перекинута через плечо, а бросить нельзя, нечего будет есть. Он идет, идет, а жилья все нет. Неужели прошел деревню? Тогда — все, смерть. И тут, когда силы и надежда уже почти оставили, он почувствовал запах дыма, услышал собачий лай — деревня!

Войдя в избу, он без сил рухнул на лавку.

— Осип, это ты? — испуганно спросил хозяин.

— Конечно, я. Не лешак же!

После этой рыбалки Иосиф проспал восемнадцать часов. Но потом проявились неожиданные результаты. Холод и напряжение всех сил оказались целительными — прекратился туберкулезный процесс в легких. Из Сибири он вернулся здоровым.

К сожалению, гораздо меньше повезло его другу, самому близкому человеку в туруханской ссылке, Сурену Спандаряну. Вот уж кто никогда не жаловался на «тяжелый характер» Кобы! Как-то раз Сурен и Вера Швейцер поехали к Иосифу в гости по замерзшему Енисею — двести верст в Сибири не расстояние!

«Это были дни, слитые с ночами в одну бесконечную полярную ночь, пронизанную жестокими морозами, — вспоминала позднее Швейцер. — Мы мчались на собаках по Енисею без остановки. Мчались под нескончаемый вой волков.

Вот и Курейка… У нас с Иосифом была радостная, теплая встреча. Нашему неожиданному приезду Иосиф был необычайно рад. Он проявил большую заботу о нас. Мы зашли в дом. Небольшая квадратная комната, в одном углу — деревянный топчан, аккуратно покрытый тонким одеялом, напротив рыболовные и охотничьи снасти — сети, оселки, крючки. Все это изготовил сам Сталин. Недалеко от окна продолговатый стол, заваленный книгами, над столом висит керосиновая лампа. Посреди комнаты небольшая печка — «буржуйка», с железной трубой, выходящей в сени. В комнате тепло, заботливый хозяин заготовил на зиму много дров. Мы не успели снять с себя теплую полярную одежду, как Иосиф куда-то исчез. Прошло несколько минут, и он снова появился. Иосиф шел от реки и на плечах нес огромного осетра. Сурен поспешил ему навстречу, и они внесли в дом трехпудовую живую рыбу.

— В моей проруби маленькая рыба не ловится, — шутил Сталин, любуясь красавцем-осетром.

Оказывается, этот опытный «рыболов» всегда держал в Енисее свой «самолов» (веревка с большим крючком для ловли рыбы). Осетр еле помещался на столе. Сурен и я держали его, а Иосиф ловко потрошил огромную рыбу».

Время от времени и сам Иосиф приезжал в Монастырское, в гости или за почтой, и всегда навещал друзей. Однако Спандарян был болен — тем же туберкулезом, что и Иосиф, но с иными последствиями. В суровом сибирском климате его болезнь прогрессировала, к марту 1916 года стало совсем плохо. Он попросил о переводе в другое место, лучшее по климату. В мае состоялось медицинское обследование, врачи нашли у Спандаряна запущенную форму туберкулеза. В августе он был освобожден от вечного поселения с разрешением проживать везде, кроме столиц и крупных городов. Но освобождение пришло слишком поздно — 11 сентября Сурен Спандарян умер в Красноярске.

Иосиф ничего не знал о судьбе друга. Летом 1916 года он не появлялся в Монастырском. А когда приехал, Сурена там уже не было. Он писал кому только мог, разыскивая друзей. Письмо с извещением о смерти Сурена пришло в Монастырское, когда Иосиф уже уехал из Туруханского края.

…А на Большой земле шла война. В октябре 1916 года вышло распоряжение правительства о призыве административно-ссыльных на военную службу, что было вообще-то большой глупостью, ибо революционеры только и мечтали о возможности работать в действующей армии. Иосиф также был включен в список призывников и в середине декабря отправился в Красноярск. На войну его, правда, не взяли, что нетрудно было предсказать, поскольку левая рука у него действовала все хуже и хуже. Но отправлять обратно тоже был не резон — доберется как раз к окончанию срока ссылки, до которого оставалось четыре месяца. Ему разрешили дожить остаток срока в Ачинске, куда он приехал в двадцатых числах февраля 1917 года.

…Жизнь в Туруханском крае текла так же, как и сто, и двести лет назад, в ней ничто не менялось. А за пределами огромной заснеженной тайги крутились колеса истории, поворачивая мир. Шла мировая война, небывалая по масштабу кровопролития, на полях сражений люди гибли миллионами. Трещали троны, шатались империи. В России зрел колоссальный антимонархический заговор. 2 марта Николай II отрекся от престола. В тот же день вышло распоряжение об освобождении ссыльных депутатов Государственной Думы, с ними отправился из Сибири и Иосиф. 12 марта они уже были в Петрограде. Начиналась какая-то другая, совсем новая жизнь, жизнь уже совершенно за гранью реальности. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» — будут петь позднее. Быль закончилась, и начиналась сказка — та, в которой сын сапожника становится царем и владыкой полумира.